Кащеева цепь в кладовой солнца

К 135-летию Михаила Михайловича Пришвина

5 февраля (23 января по ст. ст.) исполняется 135 лет со дня рождения известного русского писателя Михаила Пришвина. Нам, «рожденным в СССР», он с детства знаком рассказами о природе и сказками. В перестроечные времена, когда нам «разрешили» глядеть на мир глазами не лишь атеистическими, были опубликованы пришвинские натурфилософские сочинения, открывшие писателя не только как внимательного созерцателя «родной природы», но и глубокого мыслителя. Потом, вслед за горьковскими «Несвоевременным мыслями» и бунинскими «Окаянными днями» были изданы и пришвинские дневники разных лет, где Михаил Михайлович предстает в иных ипостасях. Его дневники, которые он вел на протяжении всей жизни, имеют особую ценность. Теперь, по прошествии многих лет, можно уверенно говорить, что мы имеем дело с крупным русским мыслителем и художником.

Михаил Пришвин родился в 1873 в имении Хрущёво Елецкого уезда Орловской губернии (Липецкая обл.), в купеческой семье. Состояние было промотано отцом и семя осталась без средств к существованию. Образование дети получили благодаря их матери. В 1883 году Михаил Пришвин поступил в Елецкую гимназию, но был отчислен из 4-го класса «за дерзость учителю». Заканчивать обучение пришлось в Тюменском реальном училище. В 1893—1897 Михаил Пришвин учился в Рижском политехническом институте, в 1897 был арестован за участие в марксистских кружках, провел год в Митавской тюрьме, а затем выслан в двухгодичную ссылку в Елец. В 1900—1902 учился на агрономическом отделении Лейпцигского университета, по окончании которого работал в Луге земским агрономом, опубликовал несколько статей и книг по специальности.

К слову, за границей Пришвин влюбился в девушку-студентку, «взвился» от отказа и переключился на поэзию. Он вернулся на родину. Начинающий ученый, он бросил науку и утонул с головой в искусстве. Невеста осталась в Англии, увяла и засохла конторщицей банка. На границе душевной болезни, страдая от одиночества, непрестанно думая о потерянной невесте, Пришвин сошелся с простой, неграмотной, «первой попавшейся и очень хорошей женщиной» Ефросинией Павловной и прожил с ней долгую жизнь. Но до старости он видел во сне утерянную невесту.

М. Пришвин начал печататься в 1898. В 1906, в журнале «Родник», был опубликован первый его рассказ — «Сашок». В литературных кругах имя Пришвина становится известным в 1907—1908, после публикации путевых очерков («В краю непуганых птиц», «За волшебным колобком»), появившихся в результате знакомства с этнографами Шахматовым и Ончуковым и путешествия по северу (Олонец, Карелия, Норвегия) и по Заволжью («У стен града невидимого»). Очарованный странник, Пришвин жадно начал впитывать душой, умом и сердцем всю первородность севера — фольклорную, бытовую, этнографическую. Он уехал на север скромным агрономом, а вернулся замечательным русским писателем.

В 1910 писатель путешествовал по Крыму и Казахстану. В 1912—1914 появилось первое собрание сочинений Пришвина. В годы Первой мировой войны был военным корреспондентом, в 1918—1922 работал сельским учителем на Смоленщине. В 1919 в Ельце казаки Мамонтова чуть не расстреляли Пришвина, приняв его за еврея.

Горький написал Пришвину из Сорренто 22 сентября 1926: «Я думаю, что такого природолюба, такого проницательного знатока природы и чистейшего поэта её, как Вы, Михаил Михайлович, в нашей литературе — не было….Ни у кого… не находил я все охватывающей, пронзительной и ликующей любви к земле нашей, ко всему её живому и якобы смертному, ни у кого, как у Вас, воистину „отца и хозяина всех своих видений“. В чувстве и слове Вашем я слышу нечто древнее, вещее и язычески прекрасное, сиречь — подлинно человеческое, идущее от сердца сына земли, великой матери, богочтимой Вами. И когда я читаю „Фенологические“ домыслы и рассуждения Ваши — улыбаюсь, смеясь от радости, до того это все изумительно прелестно у Вас… Все у Вас сливается в единый поток живого, все осмыслено умным Вашим сердцем, исполнено волнующей, трогательной дружбы с человеком, с Вами — поэтом и мудрецом».

Очерки Пришвина разнообразны по географии: Север, Дальний Восток, Средняя Азия, Волга, Запорожье и Средняя Россия; за первую книгу его избрали действительным членом Географического общества. Однако Пришвин всегда выше «чистой географии»: начиная как будто с простого исследования, он поднимается в философские, поэтические, духовные сферы, к глубокому искусству. Он не географ, а поэт, именно что певец русской природы.

Пришвину принадлежит такое важное понятие, как творческое поведение. Ища уединения в природе, много путешествуя по стране, он сосредоточенно и целеустремленно думал о глубокой, органичной связи с миром и людьми. Он хотел творчески выстроить свой внутренний мир не только на отвлеченном разуме или слепом чувстве, но на целостном органичном мировосприятии, соединяющем явления в осознанном и просветленном переживании «родственности». Именно мировоззренческие, философско-этические искания главного героя Курымушки-Алпатова — в центре автобиографического романа Пришвина «Кащеева цепь», работа над которым начата в 1922 и продолжалась до конца жизни. Конкретные образы здесь также несут в себе второй мифологический, сказочный план (Адам, Марья Моревна и т. д.). Человек, по мысли автора, должен разорвать кащееву цепь зла и смерти, отчужденности и непонимания, освободиться от пут, сковывающих жизнь и сознание. Скучную повседневность нужно превратить в каждодневный праздник жизненной полноты и гармонии, в постоянное творчество. Романтическому неприятию мира писатель противопоставляет мудрое согласие с ним, напряженный жизнеутверждающий труд мысли и чувства, созидание радости.

Поначалу разделявший романтическую веру большей части русской интеллигенции в революцию как духовно-нравственное очищение, как путь к новой человечности, Пришвин быстро осознал гибельность революционного пути. Выученик высокой культуры XIX в., писатель видел жизнь страны Советов достаточно трезво, доходя до самых горьких выводов (например, о близости большевизма и фашизма), понимая, что над каждым человеком в тоталитарном государстве нависает угроза насилия и произвола. Страх расправы не обошёл и его. Пришвину также, как и большинству других советских писателей, приходилось идти на унизительные компромиссы, о чём он сокрушался в дневнике: «Я похоронил своего личного интеллигента и сделался тем, кто я теперь есть».

Одна из заветных идей Пришвина, красной нитью проходящая через его дневники, — научиться полно жить в настоящем, ценить его, находить для него наиболее совершенные формы, выявлять в окружающем мире его светлые, добрые начала.

Культуру Пришвин считал важнейшим средством поддержания жизни: величайшая роскошь, обеспеченная культурой, — это доверие к человеку: среди вполне культурных людей жить можно и взрослому как ребенку. Пришвин утверждал родственное внимание и сочувствие (ключевые пришвинские слова) не только как этические основы жизни, но и как величайшие блага, дарованные человеку.

В 1937 Пришвину удалось получить квартиру в Москве, где он жил с 1923, и он поселился в доме писателей, напротив Третьяковской галереи. Как писал потом сам, «устраивая уединенное жилище, выбирал квартиру повыше, на шестом этаже, — „препятствие“ для Ефросиний Павловны, чтобы она, боясь пользоваться лифтом, пореже приезжала в Москву». Пережив в последние годы жизни большую любовь к молодой женщине (словно вернулась к нему та, «заграничная» невеста из молодости), Валерии Дмитриевне Лиорко, в замужестве Лебедевой, а позднее — Пришвиной, писатель скончался 16 января 1954 в Москве. Похоронен на Введенском кладбище.

---

Из книги М.М. Пришвина и В.Д. Пришвиной «Мы с тобой. Дневник любви»

В этом одном (то есть в любви) опыт не дает ничего, и даже наоборот: чем больше опыт, тем больше неведомой остается область любви… Так что есть область жизни, которая не открывается в опыте. Все писатели живут, скрывая друг от друга свою личную жизнь, как будто вместе сообща делают какое-то скверное дело и в частной жизни им противно друг на друга глядеть […] Что-то вроде школы самого отъявленного индивидуализма. Так в условиях высшей формы коммунизма люди России воспитываются такими индивидуалистами, каких на Руси никогда не было. (1939)

Любить женщину — это открывать в ней девушку. И только тогда женщина пойдет на любовь, когда ты в ней откроешь это: именно девушку, хотя бы у нее было десять мужей и множество детей.

Внимание есть основной питательный орган души, всякой души одновременно: великой и маленькой.

Подлинная любовь не может быть безответной, и если, все-таки, бывает любовь неудачной, то это бывает от недостатка внимания к тому, кого любишь. Подлинная любовь, прежде всего, бывает внимательной, и от силы вниманья зависит сближение.

Есть писатели, у которых чувство семьи и дома совершенно бесспорно (Аксаков, Мамин-Сибиряк). Другие, как Лев Толстой, испытав строительство семьи, ставят в этой области человеку вопрос. Третьи, как Розанов, чувство семьи трансформируют в чувство поэзии. Четвертые, как Лермонтов, Гоголь, — являются демонами его, разрушителями. И, наконец (я о себе так думаю), остаются в поисках Марьи Моревны, всегда недоступной невесты.

Каждый из нас в лице своем гений, единственный в своем роде: один раз пришел и в том же лице никогда не придет. В лице своем каждый гений, но трудно добиться, чтобы люди лицо это узнали. Да и как его узнать, если не было еще на свете такого лица? И вот почему критики, если появляется на свет оригинальный писатель, прежде всего стараются найти его родство с каким-нибудь другим, похожим на него писателем.

В конце Пречистенки на мраморной доске написано «Уральские самоцветы» (контора) и на доске ниже еще «Шахты». И в этих конторах абстрактных шахт сидят люди, которые никогда не видали шахт и все-таки шахтами распоряжаются, и все зависит от них. Вот где источник разделения людей на классы, и вот как рождается власть.

Всякая любовь есть связь, но не всякая связь есть любовь. Истинная любовь — есть нравственное творчество. Можно закончить так, что любовь есть одна — как нравственное творчество, а любовь, как только связь не надо называть любовью, а просто связью. Вот почему и вошло в нас это о любви, что она проходит: потому что любовь как творчество подменялась постепенно любовью-связью, точно так же, как культура вытеснялась цивилизацией.

Пришвинские афоризмы

Всем научились пользоваться люди, только не научились пользоваться свободой. Может быть, бороться с нуждой и крайней необходимостью гораздо легче, чем со свободой. В нужде люди закаляются и живут мечтой о свободе. Но вот приходит свобода, и люди не знают, что с ней делать.

И автомобиль, и хорошая квартира в каменном доме хороши сами по себе, и против этого ничего невозможно сказать. Плохо только, когда ездишь на машине, то отвыкаешь понимать пешехода, а когда живешь в каменном доме, не чувствуешь, как живут в деревянном.

Есть разные мертвые, одни из глубины пережитых тысячелетий и теперь властно определяют направление нашего современного лучшего.

Мир на земле возможен лишь при каком-то гармоническом соотношении души с разумом. Господство же разума приводит к голой технике и к войне.

Свободная любовь без обетов и клятв возможна лишь между равными, для неравных положен брак, как неподвижная форма.

Дети учат взрослых людей не погружаться в дело до конца и оставаться свободными.

Творчество — это страсть, умирающая в форме.

В молодости мы очень богаты жизнью и охотно всем в долг раздаем свои богатства, но когда под старость пойдем долги собирать — никто не дает. И это очень обидно. И вот почему так редко встречаются добрые: в старости видеть добро мешает обида.

У каждого из нас есть два невольных греха: первый, это когда мы проходим мимо большого человека, считая его за маленького. А второй — когда маленького принимаем за большого.

Гигиена любви состоит в том, чтобы не смотреть на друга никогда со стороны и никогда не судить о нем с кем-то другим.

Можно людей разделить на тех, кто смотрит постоянно на небо, кто иногда поглядывает, и кто никогда на него не обращает никакого внимания.

Женщине дана такая сила и такая власть над людьми, больше которой на земле нет ничего. И как же глупо она силу эту растрачивает!

Бойся думать без участия сердца.

Поэзия и любовь — это явление таланта; ни поэзию, ни любовь нельзя делать собственностью.
На снимке: дом-музей Пришвина в д. Дунино под Звенигородом, на берегу Москва-реки.

Подготовил Петр Маслюженко