Русская линия
Православный Санкт-ПетербургПротоиерей Александр Степанов24.10.2005 

Но как на свете без любви прожить

Кто-нибудь когда-нибудь подсчитывал, сколько несовершеннолетних детей, совершивших какое-либо правонарушение, сидит по тюрьмам, где старшие «товарищи» по несвободе преподают им такие жестокие уроки жизни, что выходят они оттуда если не законченными преступниками в душе, то, по крайней мере, циниками и человеконенавистниками. Наверное, такая статистика существует. А за ее мертвыми безымянными цифрами — покореженные судьбы, разбитые мечты, цепочка новых преступлений. Как остановить бег этой безумной карусели, как помочь попавшим в беду подросткам — ибо в беду попали не только те, кто пострадал от малолетних преступников, но и сами правонарушители — задумался в свое время протоиерей Александр СТЕПАНОВ. В результате, батюшка уже более десяти лет является настоятелем храма св. Иоанна Воина в Колпинской колонии, где отбывают наказание все приговоренные к лишению свободы несовершеннолетние по СПб и Ленобласти. Мы попросили о. Александра рассказать о его деятельности.

— Основное служение в колонии — духовное окормление попавших в колонию ребят. А кроме того, четыре года назад при храме св.вмц.Анастасии Узорешительницы мы организовали реабилитационный центр для несовершеннолетних преступников. Ведь когда ребята освобождаются, им требуется помощь — социальная, духовная, материальная. Также мы работаем с подростками, которые осуждены условно. Просто однажды председатель ассоциации судей по юстиции несовершеннолетних Н. Шилов сказал, что если бы появились реабилитационные учреждения для условно осужденных, то он готов выносить приговор с обязательным помещением в такой центр. То есть подростков не сажают в тюрьму, но и не оставляют на улице, где шанс повторного правонарушения и попадания в колонию очень велик, ведь когда 14−16-летнего подростка осудили условно, он вздыхает с облегчением: «Уф-ф… пронесло». Беда в том, что нет никакого промежуточного звена между тюрьмой и полной свободой. А поскольку нарушители, как правило, дети из неблагополучных семей, то и контроля за ними нет никакого.

Только у нас на Васильевском острове около 800 условно осужденных подростков, и на всех — лишь два инспектора по делам несовершеннолетних. Какой уж тут контроль… А условное осуждение — это дамоклов меч, висящий над головой преступника, это свобода только до очередного правонарушения, но подростки не задумываются над этим.

— С другой стороны, батюшка, условное осуждение — это свобода, а реабилитационный центр все-таки неволя, с жесткими требованиями, дисциплиной. А подросток знает, что его «отпустили».

— Но это не неволя тюрьмы. Вообще-то условное осуждение подразумевает определенное ограничение в правах, налагает обязанности. Во-первых, подросток обязан устроиться на работу или учиться, хотя по теперешнему законодательству граждане могут не работать. Во-вторых, с десяти вечера до шести утра подросток должен находиться дома. Но кто его будет контролировать? А у нас он под присмотром. Главная наша цель — вырвать его из той полукриминальной среды, в которой он живет.

— Уйдя днем якобы на работу или учебу, он может отправиться на дискотеку, к друзьям…

— Может. Но у нас есть рычаги воздействия — мы пишем бумагу в суд, что условно осужденный не выполняет предписанных требований, и он оказывается в колонии. Так что у него есть выбор.

— Чем он может заняться в Центре в часы досуга?

— По-настоящему душу лечит труд. Поэтому мы сотрудничаем с небольшим кожгалантерейным предприятием, выпускающим ремешки, закладки с вытесненными на них молитвами, обложки для книг, пояса… Директор — человек православный и с удовольствием берет на работу наших подопечных. Но мы хотели бы открыть собственные мастерские. А пока в Центре налажена кружковая работа. Вот, например, матушка нашего второго священника — художник по стеклу, делает витражи и прочую красоту, учит этому наших ребят. Понимаете, это дети, у которых очень занижена само-оценка, они всегда были отстающими… и вдруг он сделал своими руками что-то красивое, это поднимает его в собственных глазах.

Они живут у нас три месяца, и все это время с ними занимаются психологи и соцработники: помогают с трудоустройством, работают с родственниками, пытаются за этот короткий срок социализовать мальчишек хоть в какой-то мере — проводят занятия и тренинги по приобретению социальных навыков.

— Всего три месяца. А потом — как, куда?..

— Домой. Они ведь не бомжи: есть родители, есть где жить.

— А если это сирота или безпризорник?

— Мы не берем таких. Наш Центр находится при храме — на 100 кв. метрах, где проживает шесть-восемь подопечных. А чтобы принять больше человек — нет помещений. Детей ведь надо где-то спать уложить, чем-то занять. Пришлось бы расширять штат, поскольку те же воспитатели должны находиться при ребятах круглосуточно.

Сейчас у наших подопечных на шесть человек отдельная квартира, где все хорошо устроено, красиво оформлено. Три месяца нормальной жизни, человеческих отношений — не так мало, как кажется. По отзывам самих ребят, пребывание в Центре становится для них шоком: они никогда в жизни не видели к себе столько внимания и доброты. Помню, был у нас парнишка один. Он как-то помогал на кухне резать хлеб и поранил себе палец. Что тут началось! Набежали сотрудницы — зеленкой смазывают, перевязывают, утешают. На следующий день каждая спросила: «Ну как, Миша, твой палец? Заживает?» Парень разревелся, ему в диковинку это участие, даже мать родная никогда не проявляла к нему столько интереса при делах более серьезных. Они ведь еще дети — эти 13−16-летние правонарушители… И им всем не хватает внимания, любви. А как на свете жить, если тебя никто не любит?

— А по какому принципу вы их отбираете в свой Центр?

— Берем наиболее перспективных в плане перевоспитания. Потому что если взять самого отпетого… то скорее всего мы ему ничем не поможем, а он нам развалит всю жизнь. Конечно, они все трудные, ведь если подростку дали срок, пусть и условно, значит он уже не ангел. Но те, что живут у нас, осуждены за сравнительно нетяжкие преступления — от краж до разбоя без зверского избиения.

Берем ребят, как правило, с согласия родителей, которые и сами понимают, что безсильны помочь своему ребенку. Бывает, что родителям просто все равно, пожимают плечами: «Что? Посадят? Ну и правильно — пусть сажают. Что хотите — то и делайте с ним…» Случается, что пока ребенок в тюрьме, мать-одиночка пытается всеми правдами и неправдами выжить его из квартиры или как-то отделить от себя. А зачем он ей такой хулиганистый? Только жить мешает… Вот с такими семьями наши социальные работники серьезно работают, чтобы хоть как-то оздоровить обстановку в семье, куда подросток неминуемо вернется.

К тому же, не забывайте, что близость храма и православные воспитатели тоже делают свое дело. Хотя мы никого насильно не заставляем приходить на службы. Но когда воспитатель, а он у ребят — большой авторитет, идет в храм и приглашает их с собой, многие соглашаются. Они и сами частенько просят их покрестить, исповедовать… Однажды с такой просьбой обратился мальчик Руслан. Он татарин. Я спросил разрешения на совершение таинства Крещения у его отца, поскольку Руслан еще несовершеннолетний. Тот подумал и без особой радости, но сказал: «Ладно, пускай уж лучше покрестится».

— Батюшка, у вас ведь есть еще реабилитационный центр где-то в деревне?

— Да, в Псковской области, недалеко от Пушкинских Гор, 400 км отсюда. Центр существует уже 10 лет и тоже изначально был ориентирован на бывших заключенных, но взрослых. Там у нас два каменных дома благоустроенных, хозяйство — коровы, свиньи, гуси. В 90-х годах было много желающих попасть туда: отбывшие заключение мужики, которым некуда было податься, готовы были хоть за что-то зацепиться, чтобы жить и работать. К тому же — православная среда и Святогорский монастырь рядом, откуда раз в неделю приезжал священник. Многие, прошедшие наш Центр, воцерковились. Один бывший заключенный сейчас даже работает у меня воспитателем условно осужденных подростков в городском центре. Он, что называется, воспитатель от Бога и легко находит общий язык с ребятами.

Но с 1999 года ситуация в деревенском центре стала меняться — желающих там жить и работать становилось все меньше и меньше. Во-первых, появилась возможность и в городе устроиться, на тех же строительных работах можно неплохо зарабатывать. Во-вторых, город — источник всяких соблазнов и возможностей. А деревня… почти вся вымерла, и с их точки зрения — тоскливый край, никаких развлечений. Центр стал пустеть. Тогда два года назад мы его перепрофилировали на наркозависимых, для которых удаленность от большого города — благо. Так что работа теперь кипит. Бывшим наркоманам расслабляться некогда — надо за скотиной ухаживать, в чем им помогает местный зоотехник, огород и теплицы обихаживать. Труд, покаяние и молитва — вернейшее лекарство от всех пороков и недугов.

Уже когда разговор подошел к концу, дверь в кабинет батюшки приоткрылась, и просунулась голова подростка. «Пришел? — улыбнулся о.Александр. — Ну что ж, идем в храм. Имя-то небесного покровителя выбрал? Православных святых с именем Руслан ведь нет». Тот помотал головой. Все прошли в храм св.вмц. Анастасии Узорешительницы, батюшка вместе с Русланом стали просматривать, память каких святых отмечается в этот день. Уходя, я услышала, как Руслан сказал: «Петр. Я буду Петром».

Адрес: 199 162 СПб, наб. Лейтенанта Шмидта, 39. Тел.323−28−67.

Вопросы задавала Ирина РУБЦОВА

http://www.piter.orthodoxy.ru/pspb/n165/ta009.htm


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика