 |
| Правая.Ru | Дмитрий Данилов | 02.11.2006 |
Потом я встретился случайно в магазине с одним из фигурантов этого случая. Крепкий, коротко стриженый подросток в «бомбере» помогал больной пожилой соседке донести сумку с продуктами до дома. Оказалось, что он живет буквально рядом, помогает отцу в автомастерской, а сам любит историю России и хочет поступить на исторический факультет столичного ВУЗа.
А буквально за месяц до описываемых событий мне пришлось встретиться на годовщине смерти бабушкиной двоюродной сестры с ее внуком. Человек еще довольно молодой, нигде толком не работает, сидит на шее матери-инвалида, что, впрочем, не мешает ему пить «по-черному». Потом, как оказалось, во многом именно он был причиной смерти своей бабушки, разворовав на выпивку и оргии немногие оставшиеся у нее иконы. Самая большая мечта в жизни у этого человека — стать карателем «возрожденного СС», чтобы «всем им показать».
Казалось бы — что общего между этими двумя такими разными людьми? Почти ничего. За исключением, может быть, того простого определения, что для общественного мнения оба они — ультраправые радикалы. Стало быть, оба так или иначе причастны к «неправильной субкультуре», знакомы с «неправильной музыкой», читали «неправильные книжки», которые, по словам того же Познера, расходятся с лотков «как пирожки».
Глядя в выпученные от ужаса и интеллектуального бессилия глаза Познера, его можно понять. «Пирожки» действительно расходятся очень бойко. Но это говорит еще и о том, что ультраправое движение в России не просто переживает свой генезис, а видоизменяется, перестает быть маргинальной субкультурой в чистом виде. В конце 90-х принадлежность к среде «настоящих ультра» была привилегией. Сейчас для большинства молодежи это — уже повседневная необходимость. Но разброс по умам и весям «пирожков» говорит еще и о том, что рост численности «ультра» происходит с одновременным размытием границ их прежней субкультуры и организационных структур, если о них вообще еще можно сегодня говорить. Раньше были «Объединенные бригады», «Blood & Honour» и ряд других больших ультра-групп, которые как некие организационные маяки полностью определяли сознание нормального ультраправого человека. Сейчас все это осталось по большей части, как багаж «преданий благочестивой старины». А на сцену выходит пестрая правая улица, в очень большой степени без былого самоконтроля и взаимоуважения, зато с новоявленными карикатурными «вождями».
Между тем, сегодняшний провокационный «вождизм» в ультраправой среде — это именно то, что ее губит. Субкультуру нельзя остановить именно потому, что ее нельзя сорганизовать в обычном смысле слова. Помните, как в приснопамятные 80-е ответственные милицейские чины, пытаясь «остановить неформалов», давали поручения найти «главного хиппи»? Всем тогда было смешно. Но теперь уже не до смеха, когда ультраправых ведут в «последний бой» вполне реальные «вождики» — люди без прошлого, люди-не-личности, провокаторы и предатели. Власть сломать, они, конечно, не сломают. Но создать «прецедент крови» они вполне способны. Возможно, им только того и нужно, чтобы от рук «кровавого режима» пролилась новая мученическая кровь. А против крови мучеников во все времена спорить очень трудно. Вся закавыка только в том, что это будет русская кровь тех ребят, которых поведут на бойню.
Нужно четко определиться в одном — ультраправую молодежь не стоит ни идеализировать, ни недооценивать. Как и в каждой субкультуре, там существуют очень разные люди, объединенные чувствами сопричастности правой идее. Убежден, что многие из них находятся с нами на абсолютно общих позициях уважения и искренней любви к народу, истории и традициям нашей великой Родины. В конце концов, само полиическое понятие «правое» в России до сих пор страдает от чудовищной смысловой эрозии не без помощи СПС и прочих невежд, которые перенесли в СМИ и массовое сознание заразу восприятия слова «правого» как «здорового либерализма». И только слово «ультраправый"сохранило корневой смысл «правого» в первозданном значении, пусть даже с приставкой «-ультра». Мы все должны хорошо понимать это.
Но если для либералов с их брезгливой просвещенческой парадигмой вполне ожидаемо сливать всех «фашистов» в унитаз, то почему правые национал-консерваторы должны идти по тому же пути? Без сомнения, ряду «праведных граждан» очень удобен лубочный русский национализм. Этакий правый «национализм-рафинад», без «лишних» исторических примесей. Но проблема заключается в том, что рафинад в чистом виде в природе не встречается. И правый национализм тоже. Так получилось, что самый грандиозный и социально успешный ответ Традиционализма вызовам современности принял формы не Традиции, а Модерна. Более того, правые движения в десакрализованной Европе 1919−1945 гг. не могли не принять форму Модерна. Это нужно учитывать, потому что у нас, в отличие от Запада, не было своей полноценной «правой истории» после исторической катастрофы 1917 года, не было полноценного «правого проекта», «правой перезагрузки» в недрах русского народа, скованного советским историческим проектом.
«Рафинированного» русского национализма никогда не было и быть не может. Чтобы он был таким, потребовался бы долгий исторический путь, подогретый национально-буржуазной революцией, как в Европе XIX веков. Но у России такого никогда не было. И вряд ли будет, потому что время для срывания каждого исторического плода — строго свое. Хорошо это или плохо, но мы свой «плод» безнадежно упустили в период с 1881 по 1917 годы, которые закончились сначала февральским фарсом, а потом — октябрьской трагедией. Все, что было потом — чудовищный обрыв корней и исторической памяти, люмпенизация, большевистский террор — прикончили возможность для нормального созревания этого плода даже в эмигрантском «парнике», свободном от перепадов температур советской стихии. Но русский народ-то остался отнюдь не в парнике. Он стал совершенно другим. Все лучшее в нем ушло сильно вглубь и одной только реставрации «старинных идей» недостаточно. Поэтому социальный (подчеркиваю — именно социальный) опыт «агрессивного фашизма» для нас является куда более близким, чем экзерсиции Пуришкевича и Шульгина. Безусловно, опасным, но близким. Потому что все самое настоящее в жизни — по определению опасно. Но это та самая пропасть на обратном пути к Русскости, которую невозможно не обойти, не перепрыгнуть, не засыпать. В нее можно только спуститься, осознать, напрячь силы и подняться на другом краю и продолжить Русский Путь.
Когда благонамеренные господа самых различных политических спектров, видя вскинутые руки и крамольную символику, возмущаются: «как у них только совесть позволяет это делать в нашей стране?», то им хочется ответить: «а у них ничего другого нет». Не нравится «фашизм» — извольте, иного социально активного правого пока нет. Какая жизнь, такие и «фашисты». Когда организм лихорадит, глупо возмущаться высокой температурой и кашлем, если не знаешь, почему эти симптомы вообще появляются. С виду — дискомфорт, жар и морщанье носа, но если бы не лихорадило и не знобило, организм загнулся бы еще до принятия первых, пока еще не доехавших до нас с врачом лекарств. Идет упорная борьба собственных сил национального организма, который повышает на глубинном уровне реакцию фагоцитов и генезис антител.
Но есть еще один момент. На самом деле полноценного правого никто из нас никогда не встречал в своей жизни. Что такое правое не как идея, а как вкус жизни, никто толком не знает. Каждый из нас вырос либо в сладком мире советского прошлого, либо уже в людоедском либеральном мире 90-х годов. Поэтому просто так «перемахнуть» в дореволюционное правое как в некую нужную и «чистую» точку отсчета нельзя. Нам всем придется перевозмочь в себе не только сладкое, но и тяжелое бремя СССР, не говоря уже о постсоветском либеральном проекте и «фашизме».
И поэтому, когда возникает вопрос диалога правых национал-консерваторов с ультраправыми, нужно определиться с верным целеполаганием. У нас общий взгляд на этот мир. Но разные способы к его преобразованию. Разные — потому что мы хорошо помним уроки истории и хорошо знаем, как и чем заканчивались любые революции. Они всегда заканчивались пожиранием собственных детей — как в 1791 году, так и в июне 1934 года. Очень плохо, что наиболее активная ультраправая молодежь почти вся «заточена» под революцию. Мы отвергаем революцию не как «орудие справедливости», а как неизбежное средство «усугубления государственности», выражаясь языком Максимилиана Волошина. Именно усугубления, а не улучшения или переформатирования. Поэтому каждый среднестатистический скинхед, борющийся с российской государственностью на нынешнем этапе ее развития, должен понимать: ее возможная смена будет гораздо худшей альтернативой именно для русского народа. И «создавать» новые «кондопоги» не имеет смысла. Потому что Кондопога — это не восстание народа против «черных», не революция, а созидание. Созидание национального самосознания, причем созидание не ультраправое, а повсеместное. общенародное. Кстати, власть полностью признала победу Кондопоги.
Более того, расцвет ультраправого движения возможен, как парадоксально это не звучит именно в условиях либеральной демократии. Как только возникает долгожданный «фашизм» на государственном уровне — почему-то идеализм заканчивается. Достаточно привести пример режима Лукашенко в Белоруссии (кстати — одной из удачных форм современного национал-социализма, если понимать принципы государственного устройства, а не идеологию в чистом виде). Большинство «правильных ультра» связанных симпатиями к движению White Power ненавидят лукашенковскую Белоруссию за ее «красноватый» оттенок, но еще больше — за антиевропейскость. А, спрашивается, за что так? Ведь их мечта, если говорить о формате белорусской государственности, осуществилась в полной мере. Идея «белого интернационала» в свое время не спасла Гитлера. Не спасет она и современное ультраправое движение, как абсолютно искусственная идентичность, не имеющая естественных национальных и исторических корней.
Власть же в преддверии «Русского марша» должна хорошо осознавать: она не справится с «фашизмом», если сама не переформатирует себя в национал-консервативном ключе. Не сможем с ультраправым крылом правого движения говорить и мы, если не откажемся от языка собственного рафинированного Модерна, как бы мы не ретушировали его под Традицию. Традиция без жизни мертва. Правое с модернисткой парадигмой Русской Революции — живо, но обречено на исторический провал вне Традиции. Поэтому мы должны вдохнуть жизнь в само понятие правого. И первыми подавать пример, как нужно быть лучшими людьми. Ведь именно лучшими людьми хотят стать все правые в глубине своей души. А значит, мы должны первыми показывать пример искренней приверженности Вере, чести и крови. Без этого никакой диалог правых с правыми не получится.
