Русская линия
Слово Б. Тихомиров11.12.2007 

Архимандрит Макарий (Глухарев): Жизненный путь и переводческая деятельность

Архим. Макарий (1792−1847), «один из самых замечательных людей той эпохи» — присоединимся к оценке, данной ему известным отечественным богословом и церковным историком о. Георгием Флоровским, знаменит среди церковных деятелей ХІХ в. прежде всего как выдающийся миссионер, основатель и первый руководитель Алтайской миссии (1830−1843 гг.), а также переводчик Священного Писания Ветхого Завета на русский язык. Память о нем не осталась обойденной вниманием исследователей. Его жизнеописанию был посвящен ряд монографий, были публикации, анализирующие его деятельность и творчество. Среди основных работ можно указать: Птохов П.В. Архимандрит Макарий (Глухарев), основатель Алтайской миссии. М., 1899 г.; Филимонов Д.Д. Материалы для биографии основателя Алтайской миссии архимандрита Макария. М., 1888 г.; Харлампович К.В. Архимандрит Макарий Глухарев. По поводу 75-летия Алтайской миссии. СПб., 1905 г. Исчерпывающую библиографию трудов, посвященных архим. Макарию, можно найти в предисловии к изданию его писем, подготовленному Харламповичем: «Письма архимандрита Макария Глухарева, основателя Алтайской миссии» (Казань, 1905). Отдельное внимание переводу архим. Макария в своем труде уделяет А.И. Чистович: «История перевода Библии на русский язык. СПб., 1899; М., 1997».

I. Очерк жизненного пути

Родился Михаил Яковлевич Глухарев, в будущем архимандрит Макарий, 30 октября 1792 г. в городе Вязьме Смоленской губернии в семье священника, широко известного в округе своей ревностной проповеднической деятельностью. Начало его образовательного пути было типичным для юношей из духовного сословия: училище и семинария. К несчастью, дикость отдельных порядков, царивших в низших ступенях тогдашней церковной школы, не обошла стороной молодого Михаила. Из-за сумасбродной выходки одного из преподавателей Вяземского духовного училища он получил серьезную простуду, осложнением которой на всю жизнь осталась слабость голоса и легких. Впоследствии в своей профессиональной деятельности педагога, священника, миссионера, в том, к чему ревностно себя готовил, он постоянно испытывал значительные трудности из-за проблем с голосом и здоровьем. Первый педагогический опыт он получил в 1812 г., когда в связи с событиями Отечественной войны прервались занятия в Смоленской семинарии, — обучал детей местного помещика. Семинарию Михаил окончил в следующем, 1813 г., с отличием и был оставлен в ней преподавателем латинского языка. А в 1814 г. за отличные успехи в семинарской учебе и на основании похвального отзыва о преподавательской деятельности его направили в Санкт-Петербургскую духовную академию для продолжения образования. Можно сразу отметить его основательную языковую подготовку, в целом характерную для «дореволюционного» церковного образования. Латынь Михаил хорошо освоил еще в домашних штудиях с отцом, училище, семинария и академия дали знание древнееврейского и древнегреческого, из современных, французского и немецкого языков.

Несомненно, одним из главных событий его студенческих лет, во многом определившим его будущее, было знакомство и сближение, вплоть до дружеских, доверительных отношений, с ректором Академии архим. Филаретом (Дроздовым), будущим знаменитым Московским святителем. Это были отношения не администратора и подчиненного, но, прежде всего, пастыря и его духовного чада. Впоследствии, когда жизненные пути этих выдающихся людей разошлись, их связь не прервалась, о чем свидетельствует многолетняя обширная переписка. Не раз впоследствии архим. Макарий пользовался гостеприимством архиерейского дома митр. Филарета. Необходимо отметить и особую атмосферу академической жизни этого времени, вовлеченность студентов в жизнь столицы, отличавшуюся тогда обостренными религиозными исканиями, подчас нецерковными. Оценка их — дело специального исследования, но, безусловно, определенная свобода, соединенная с чутким духовным наставничеством, сформировала в будущем пастыре широкий и открытый кругозор.

Академический курс Михаил Яковлевич Глухарев окончил в 1817 г. со степенью магистра богословия и был назначен инспектором в Екатеринославскую духовную семинарию. Помимо исполнения административного послушания вел курс церковной истории и преподавал немецкий язык. В том же году он назначается ректором Екатеринославских уездного и приходского училищ. Здесь, в Екатеринославе, исполнилось его заветное желание принять иноческое звание, высказанное еще во время учебы в Академии. Монашеский постриг совершил архиеп. Екатеринославский Иов (Потемкин) 24 июня 1818 г. На следующий день инок, нареченный Макарием, был рукоположен в сан иеродиакона, а еще через три дня — в иеромонахи. В Екатеринославе о. Макарий прослужил до весны 1821 г., когда указом Святейшего Синода был назначен ректором Костромской семинарии. Здесь же, в Костроме, он был возведен в сан архимандрита.

Как в Екатеринославе, так и в Костроме архим. Макарию пришлось проводить в жизнь осуществлявшуюся тогда реформу духовного образования, которая далеко не всегда легко принималась на местах. Молодой пастырь и руководитель подчас оказывался в сложной, изначально конфликтной ситуации. Не все складывалось гладко во взаимоотношениях как с правящими архиереями, так и с находившимися под его непосредственным начальством педагогами. Архим. Макарий не был «удобным», «компромиссным» человеком, не всегда давались ему и лестные характеристики. Весьма симптоматичен отзыв о нем еп. Костромского Самуила (Запольского): «При строгой, прямо монашеской жизни и честном поведении часто примечается задумчивым, часто вспыльчивым. Подвержен частым припадкам. Крайне слабогласен. К продолжению должностей впредь кажется малонадежным». Достаточно жесткая характеристика, данная с позиции администратора. С ней резко контрастирует другая, где о нем вспоминает его бывший ученик по Костромской семинарии, архиеп. Казанский Афанасий (Соколов) (позже их пути пересекутся в Сибири уже как правящего архиерея и его клирика): «Моей душе он всегда присущ, как наставник, из уст которого лились сладчайшие речи и в семинарии, и в его келии, куда он нередко призывал меня, юного богослова, для научения, обличения и усовершенствования в истине и правде и для принятия повеления произносить его собственные проповеди в церкви вместо него самого, по причине крайней слабости его голоса; но вечное место в душе моей он имеет наипаче потому, что духовная жизнь его при учении удерживала меня, 19−20-ти летнего, на путях Господних. Истину говорю, полный благодарения Господу, даровавшему мне такого наставника в юности моей…».

Не смотря на различие в подходах и позициях, обе характеристики дают возможность соприкоснуться с внутренним миром архим. Макария. И даже в столь кратких отзывах он предстает как человек по преимуществу духовных устремлений. Действительно, весь его жизненный путь есть поиск духовного. Здесь горение его души. Поиск, который для него всегда был не проторенной, мощеной дорогой, но воистину «узким», в евангельском значении, путем. (Говорят, в Сарове святой старец Серафим предсказал ему тяжелый жизненный крест.) Для о. Макария, по крайней мере, на начальном этапе его самостоятельного христианского становления, это был, прежде всего, внутренний поиск, проходивший подчас в непростой борьбе с самим собой. О своих борениях он постоянно беседовал со святителем Филаретом еще во время обучения в Академии, об этом писал ему впоследствии в Москву, об этом советовался с теми многими духовниками-старцами, которых он неизменно искал и с которыми сводила его жизнь. Здесь он целиком в атмосфере духовной жизни Церкви, вне которой он себя просто не мыслил. Конечно же, и в принятии им монашеского пострига следует видеть выражение этой внутренней стороны его жизни. Такая «интровертивность» его устремлений во многом объясняет его уход из сферы духовного образования. Очевидно, он тяготился необходимостью несения административно-хозяйственных обязанностей, как отвлекавших его от духовных исканий. Конфликты в преподавательской среде, осложнившиеся проблемы со здоровьем, крайне хрупким после той памятной тяжелой болезни, случившейся еще в Вяземском училище, стали «внешним» основанием к прошению об освобождении от административных и учебных должностей.

Весной 1825 г. о. Макарий прибыл в Киево-Печерскую лавру для несения монашеского послушания. Тем не менее, его без преувеличения мятущаяся душа не дала ему возможности надолго здесь задержаться. Из Лавры он перебрался в Китаевскую пустынь — 7 верст от Киева. Оттуда написал прошение в Св. Синод о занятии должности библиотекаря в Московской духовной академии — получил отказ. Уже в декабре того же 1825 г. с позволения Синода отбыл в Глинскую общежительную пустынь Путивльского уезда Курской губернии. Здесь на некоторое время о. Макарий нашел отдохновение в монашеском делании. Занимался он и литературной работой: переводил святых отцов, написал ряд духовных песнопений. Но и в Глинской пустыни ему не суждено было обрести своего места.

Естественно, его метания не остались без внимания высокого начальства, так, в письмах к нему свят. Филарета, Московского, в этот период звучит упрек в непостоянстве и своеволии, пренебрежении послушанием. Святитель высказывал опасения, найдет ли он себя на новом месте. Как отнестись к этому «непостоянству» о. Макария? Действительно, на месте ему не сиделось, и упрек представляется справедливым. И тем не менее, здесь скорее можно усмотреть извечный поиск души, ищущей и не находящей своего пристанища в этом мире, оказавшемся чуждой для нее оболочкой. Вся жизнь архим. Макарий предстает единым и неустанным поиском, который у него, может быть, не всегда гармонирует с такой традиционной ценностью как послушание — он ищет свой путь, свое христианское призвание, ни на минуту не останавливаясь в своих исканиях, не соблазняясь проторенной дорогой.

В начале 1829 г. в Св. Синод поступило его прошение о переводе в Сибирь и «употреблении» на дело миссии. На этот раз оно было удовлетворено, и уже в конце мая 1829 г. о. Макарий получил назначение в Тобольскую епархию, где архиеп. Евгений (Казанцев) организовывал миссию по христианизации народностей, живущих в этом обширном регионе. Так начался страннический путь архим. Макария в Сибирь к новой пастве.

XIX век открыл новую страницу в миссионерском служении Русской Православной Церкви. И, без преувеличения, золотыми буквами в историю миссионерского движения эпохи вписано имя архим. Макария, основателя Алтайской миссии, «романтического миссионера», как однажды назвал его Московский святитель. Сама же деятельность Алтайской миссии и при ее первом начальнике, и при его преемниках справедливо оценивается как «один из самых героических и святых эпизодов в нашей истории».

Летом, перед отъездом, архим. Макарий посетил Москву, где жил в Чудовом монастыре, собирая пожертвования на будущие начинания (как водится в России, его обокрали). В Тобольск он прибыл 30-го сентября. План архиеп. Евгения предполагал организацию в епархии двух миссий: на севере — для остяков (совр. ханты) и вогулов (совр. манси); и юге — для киргизов (речь идет о казахах, которые тогда отдельно еще не идентифицировались), калмыков и телеутов Алтая, также черневых татар (дореволюционное название северных групп народов Алтая). Высокопреосвященный Евгений предложил о. Макарию север, где миссионерствовал сам и хорошо представлял ситуацию. О. Макарий, однако, высказался за южное направление, конкретно «Киргизскую степь» (совр. Казахстан), аргументировав выбор слабостью здоровья для севера и своим предварительным знакомством именно с языками тюркской группы. На южном направлении и остановились, хотя в результате отношения с архиеп. Евгением были несколько испорчены. Но в «Киргизскую» степь о. Макария не пустили светские власти — был циркуляр правительства, запрещающий здесь какую бы то ни было христианскую проповедь. (Как отмечают, эта нейтральная религиозная политика закончилась распространением ислама, причем мечети часто строились даже руками православных казаков.) В результате окончательным направлением миссии был избран Алтай.

3 августа 1830 г. архим. Макарий с двумя сотрудниками — тобольскими семинаристами А. Волковым и В. Поповым — выехала из Тобольска. Первоначально обосновались в Бийске, ставшем резиденцией и одним из центров Алтайской миссии, наряду с впоследствии обжитыми Улалой и Маймой. Миссионерам пришлось заниматься буквально всем: катехизацией, обучением вчерашних язычников навыкам земледелия, преподаванием начал грамотности и детям, и взрослым, поставками сельскохозяйственного инвентаря, продовольствия и одежды, лечением, принятием родов… Архим. Макарий выписывал книги по агрономии… Один из проектов о. Макария, связанный с этой стороной деятельности Миссии и направленный им в Св. Синод, предполагал даже специальную стажировку ее сотрудников в Московском университете по некоторым естественным дисциплинам. Первое крещение миссионеры совершили уже 7 сентября 1830 г. — дата, считающаяся днем основания Алтайской миссии.

В общей истории христианского миссионерства, православного русского в том числе, христианизация часто начиналась и заканчивалась актом крещения, после чего новообращенный предоставлялся самому себе. За подобной практикой стояла и «простоватость» миссионеров, и восприятие таинства крещения главной, окончательной целью миссионерского служения. К крещению, по большей части, относились как к деянию самодостаточному, так сказать, «магически» предопределяющему искомый результат. «Издержки» подобного миссионерства достаточно известны, засвидетельствованные многочисленными сообщениями об отпадении крещеных обратно в язычество. (У нас проникновенно писал об этом Н.С. Лесков, в частности, в рассказе «На краю света».) Алтайская миссия, отдадим должное ее отцу-основателю, сразу же определила для себя иной путь. Сохранились описания как архим. Макарий готовил обращаемого к крещению: «Обычно он узнавал так или иначе, что в том или ином пункте имеется инородец, расположенный к принятию христианского учения. Тогда он спешил в то место, оглашал инородца, затем крестил, поручал надежному восприемнику, который и ограждал новообращенного от вредных влияний. Но иногда о. Макарию приходилось сталкиваться при оглашении алтайца с противодействием или его семьи, или шаманов. Тогда он или крестил тайно и велел разрывать семейные связи, или же отказывался крестить… Оглашение продолжалось от одного дня до двух недель, в зависимости от возраста и развития, умственного и нравственного, оглашаемого». За крещением следовало обязательное приобщение новообращенного к жизни церковной общины, собственно — шире — к христианской культуре и цивилизации. Практически это означало переход к оседлому образу жизни. И здесь со стороны правительства по представлению Миссии всем принявшим крещение оказывалась необходимая помощь в связи с новым обустройством быта. Вместе с семьями на определенное время они освобождались от податей, предоставлялась и определенная материальная поддержка.

Миссия быстро расширялась. На смену Волкову и Попову, покинувшим о. Макария уже в начале 30-х, приходят — произнесем имена первых делателей Алтайской миссии — двое ссыльных поселенцев Петр Лисицкий и Иван Савельев, в конце 30-х там трудились юноши Михаил Нигрицкий из Томского духовного училища, семинарист Стефан Ландышев, будущий преемник о. Макария на посту начальника, ссыльный дьячок Петр Торбаев, иеромонах Анастасий, крестьянин Филипп Гилев, Артемий Левицкий, студент медико-хирургической академии, впоследствии игумен Акакий, скончавшийся на Алтае в 1875 г… В начале 40-х годов из Москвы приехала девица Софья де-Вальмон, акушерка, ставшая учительницей в открывшейся при Миссии школе. Ставил архим. Макарий и вопрос о создании женского монастыря — не разрешили.

Известный востоковед Н.И. Ильминский, активный участник православного миссионерского движения, впоследствии так отозвался о миссионерской деятельности архим. Макария: «По силе и благодати Божией, явились нерукотворно, т. е. без человеческой миссионерско-научной и искусственной подготовки и выправки, два миссионерских огня в Сибири: Иннокентий и Макарий Глухарев. Иннокентий — самородный сильный и ясный ум: он действовал преимущественно катехизической проповедью и инородческими переводами, которые он вполне убежденно и неотразимо считал (и совершенно справедливо) необходимым орудием миссии. Архим. Макарий имел некоторый мистический оттенок, старался возбудить дух христианский и благодатный в инородцах, хотя он не отрицал и даже признавал пользу местных языков. Но в том и в другом, в Иннокентии и Макарии, обитала таинственная и благодатная сила и действенность, и они прочно насадили христианскую веру среди полудиких племен Алтая и отдаленнейших окраин Сибири». Очень значимое сопоставление имен двух величайших деятелей православной миссии XIX столетия, двух, без преувеличения, апостолов Сибири. Позволим себе высказать только одно уточнение в отношении данной оценки маститого ученого. В сравнении с очерченной деятельностью святителя Иннокентия по переводу в ней несколько теряется значение переводческих трудов Алтайской миссии и непосредственно ее первого начальника на языки просвещаемых народов. Конечно же, переводы стали важнейшим направлением в деятельности миссионеров. Трудностей здесь было достаточно: большое количество диалектов в ареале работы Миссии, отсутствие грамматик, которые пришлось составлять самим… Однако результаты были и немалые. Так, за время пребывания архим. Макария начальником Миссии на одно из алтайских наречий, телеутское, были переведены: Четвероевангелие, почти полностью; несколько апостольских посланий и кн. Деяний; многие псалмы и выборочные места из Ветхого Завета; краткая Священная история; краткий катехизис митр. Филарета; огласительные поучения и сборник молитв.

Однако по мере накопления опыта миссионерского служения архим. Макарий стал отдавать предпочтение использованию русского языка в деле христианского обращения и воцерковления. Для нужд христианского просвещения на рубеже 1830−1840-х годов он составляет пособия, причем не только для крещеных алтайцев, но и для проживающих русских: «Начальное учение человеком, хотящим учиться книг Божественного Писания», «Алфавит Библии». Священное Писание в них цитировалось на русском языке. Эти тексты стали программными начинаниями Миссии. Приоритетной задачей православной миссии архим. Макарий начал рассматривать приобщение новообращенных к культуре русского Православия. И в этой связи выбор русского языка становился принципиальным. В своем письме к митр. Филарету он писал: «Одно из важнейших дел, составляющих службу миссии есть обучение новокрещенных инородцев грамоте не только природных наречий их, но и славянской и русской, потому что они призваны участвовать в общественном богослужении нашей Церкви, совершаемом на славянском языке, и потому что, вошедши в общение с народом русским в единой вере, для лучшего познания сей спасительной веры они должны искать общения с ним в самом языке русском и изучать сей живой язык, на котором, по милости Божией, имеет Церковь наша уже Новый Завет и некоторые из священных книг Ветхого».

Саму миссию Русской Церкви архим. Макарий видел достаточно широкой, не ограничивая ее только язычниками. В 1839 г. он послал в Св. Синод проект с выразительным названием: «Мысли о способах успешного распространения христианской веры между евреями, магометанами и язычниками в Российской державе». Самому о. Макарию уже приходилось заниматься проповедью христианства по всем этим направлениям. Кроме того, Миссия окормляла и православных русских, живших в районе ее действия. При этом миссионеры столкнулись с крайне низким уровнем религиозной грамотности. Так вырисовываются масштабы православной миссии архим. Макария, в которой одной из насущных задач выступает требование серьезной работы в направлении общего религиозного просвещения. И здесь, как настоятельно необходимый, и встал для него вопрос о переводе Священного Писания на русский язык. Со своим замыслом во второй половине 30-х г. он обращался в официальные государственные и церковные инстанции, писал на Высочайшее имя. Наконец начал переводить сам… Так в его христианском служении открылась новая трудовая стезя, на которой он прославился не менее, чем своей собственно миссионерской деятельностью.

В конце 1839 г. архим. Макарий приехал в столицу, под предлогом поправить пошатнувшееся здоровье (к старому недугу с голосом и легкими прибавились проблемы со зрением). Разрешение от Синода на поездку ему было дано. Пребывание в Санкт-Петербурге архим. Макарий использовал прежде всего для того, чтобы возможно шире поднять вопрос о переводе Священного Писания. Выбранное для этого время, наверное, надо признать самым неудачным — официальная власть, как церковная, так и светская, крайне нервозно и болезненно реагировала на подобные попытки. Еще свежо было в памяти скандальное, по сути, закрытие Российского Библейского общества. О. Макарию было предложено оставить Санкт-Петербург и вернуться в Миссию. При этом первенствовавший в Св. Синоде митр. Санкт-Петербургский Серафим (Глаголевский) грозился выслать о. Макария из столицы с жандармами или сослать его в Спасо-Евфимиевский монастырь.

На обратном пути он некоторое время проживал в Москве, останавливался в Казани, собирая пожертвования и продолжая работу по переводу. Уже с Алтая он снова обращался в Синод с тем же предложением, посылал рукописи переведенных им книг. Ответом Синода было определение архим. Макарию епитимии, которую он отбывал, по существовавшей тогда практике, в доме своего правящего архиерея. Впрочем, и это наказание он использовал для переводческой работы, найдя в библиотеке Томского еп. Афанасия (Соколова), своего бывшего ученика, необходимые книги и пособия. Следующую епитимию он получил через год за попытку издать «Алфавит Библии».

Сейчас трудно достоверно установить истинную причину, почему в конце 1842 г. архим. Макарий подал в Синод прошение об освобождении его с поста начальника Алтайской миссии. Стало ли в этом решении определяющим намерение целиком посвятить себя делу русского перевода Священного Писания, без которого он с какого-то момента не мыслил успешной миссионерской деятельности? В это время он уже выказывал намерение посетить Святую землю и там завершить свою работу над русским переводом Библии. Во всяком случае, в ряде писем он ссылался на ослабление здоровья, прежде всего зрения, что становилось серьезным препятствием в исполнении служебных обязанностей. От руководства Миссии его освободили. Прошение о паломничестве в Палестину удовлетворено не было. Св. Синод определил его настоятелем Троицкого Оптина монастыря Орловской епархии близ г. Болхова (решение Синода от 16 июня 1844 г.). Здесь — место последнего служения о. Макария, продолжавшееся около 3-х лет. Болхов по сути стал для него продолжением миссионерской деятельности. Православную российскую провинцию он нашел в не меньшей степени нуждающейся в религиозном просвещении, чем Алтай. Касалось это всех слоев общества. Так, выяснилось, что даже городской голова не знал Символа веры, а из молитв только «Вотчу» (так в Болхове именовали молитву «Отче наш"(!), в произношении превращавшуюся в некое заклинательное бормотание). Отец настоятель организовывал катехизические курсы, куда приходили и дети, и их родители, учил молитве, основам веры, Священному Писанию (Евангелие читалось по-русски), вел пастырские беседы… Приходили к нему даже за исцелениями и, говорят, он, сам больной, помогал. И неустанно продолжал работать над переводом…

Только в 1847 г. Св. Синод дал архим. Макарию свое благословение на поездку в Святую землю, куда он стремился все последние годы. Говорили, у него было намерение поселиться в Вифлееме в пещере блаж. Иеронима, где, наконец, и завершить свой переводческий труд. Буквально накануне, когда все уже было готово к отъезду, он занемог…

18 мая 1847 г. отошел к Господу архимандрит Макарий (Глухарев), основатель Алтайской миссии, настоятель Свято-Троицкого Оптина монастыря, переводчик Священного Писания… Похоронили его в монастырском соборном храме. Как отмечают биографы, и через пятьдесят лет его могилу посещали, и почитание его памяти в Болхове только возрастало… Закрыли монастырь в 1923 г., и до последнего времени он находился в руинах. Самое поразительное — даже годы «воинствующей» борьбы с религией не смогли стереть память об архим. Макарии среди болховчан. Особо помнят и почитают о. Макария на Алтае. Духовный запал Алтайской миссии, заложенный ее первым начальником, сегодня активно возрождается среди православных приходов Алтая. Создано Макариевское братство. С 1984 г. архим. Макарий признан здесь как местночтимый святой. В храмах Алтайской епархии представлены его иконы. Наконец, Юбилейным Архиерейским собором в августе 2000 г. архим. Макарий (Глухарев) прославлен как общечтимый святой. Чествование памяти преподобного Макария, просветителя Алтая, согласно Деяниям Юбилейного Священного Архиерейского собора о канонизации — 15/28 мая. Достойный христианского пастыря путь и достойное признание.

http://www.portal-slovo.ru/rus/theology/9742/11 203/


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика