Русская линия
Слово Владимир Аннушкин25.04.2008 

Язык — речь — слово в духовной литературе (размышления педагога-словесника). Часть 2

Часть 1

Систематизация правил, касающихся этики речи в «Книге притчей Соломоновых», возможна через выделение опорных слов-понятий, которые выражают основную идею изречения. При этом выясняется, что многие сентенции синонимичны, взаимопроникают друг в друга. Поэтому с педагогической точки зрения здесь требуется корректный комментарий, пытающийся обобщить этот сгущенный мудростью текст. Ср.:

Многословие — сдержанность: При многословии не миновать греха, а сдерживающий уста свои разумен (10, 19).

Уместность, действие речи: Радость человеку в ответе уст его, и как хорошо слово вовремя! (4, 23)

Пустословие — врачевание мудрым языком: Иной пустослов уязвляет как мечом, а язык мудрых врачует (12, 18)

Действие гнева как риторической эмоции: У глупого тотчас же выскажется гнев его, а благоразумный скрывает оскорбление (12, 16).

Ложь противопоставлена истине: Мерзость пред Господом — уста лживые, а говорящие истину — благоразумны Ему (13, 22). Уста праведного пасут многих, а глупые умирают от недостатка разума (13, 32)

Действие кротости на гнев: Кроткий ответ отвращает гнев, а оскорбительное слово возбуждает ярость (15, 1) и мн. др.

Анализ «Книги притчей» с точки зрения встречающихся слов-синонимов, обозначающих «слово», показал следующее частотное расположение: уста (67), слово (27), язык (26), речь (6). Самым частотным оказалось слово «уста» — они являются как бы рупорами, непосредственными действователями языка, — и эту метонимию будут продолжать многие православные писатели.

Педагог, работающий с учениками, может просить выписать и прокомментировать притчи, где употребляются данные слова. Например, перечень притчей со словом «уста» обретет следующий ряд сентенций:

1. Ибо Господь дает мудрость; из уст Его — знание и разум; (2:6)

2. Долгоденствие — в правой руке ее, а в левой у нее — богатство и слава; [из уст ее выходит правда; закон и милость она на языке носит;] (3:16)

3. Приобретай мудрость, приобретай разум: не забывай этого и не уклоняйся от слов уст моих. (4:5)

4. Отвергни от себя лживость уст, и лукавство языка удали от себя. (4:24)

5. Человек лукавый, человек нечестивый ходит со лживыми устами, (6:12)

6. Все слова уст моих справедливы; нет в них коварства и лукавства; (8:8)

7. Страх Господень — ненавидеть зло; гордость и высокомерие и злой путь и коварные уста я ненавижу. (8:13)

Характерны эпитеты, которые сопровождают антонимические оценки языка: среди положительных эпитетов к словам слово, язык, речь, уста находим: мудрый, разумный, умный, непорочный, праведный, правдивый, вдохновенный, добрый, верный, сказанный прилично, кроткий, мягкий, сладкий, приятный, важный, и т. д.; Среди отрицательных эпитетов выявляются: глупый, нечестивый, лживый, лукавый, льстивый, коварный, беззаконный, законопреступный, злой, оскорбительный, зловредный, тайный, пагубный, пламенный, и т. д.

Перечень этих эпитетов неформален. Из них выводятся следующие рекомендации: практическая речь должна быть прежде всего мудрой, а не глупой; правдивой, а не лживой; полезной, а не зловредной; кроткой, а не гордой и необузданной. Эти рекомендации даются не как догма, а как размышление и творческое направление.

Трудность анализа данного материала (в этом же его красота) состоит в том, что читатель постепенно напитывается образными синонимическими оценками мудрости и истины, выраженными устами и языком.

Новый образ человека и его словесного поведения (по сравнению с дохристианской культурой)) выстраивается в Святом Евангелии. Чтобы понять эволюцию в учениях о речи, совершенную с приходом христианства, возможно сопоставить два текста: рассуждение о счастье и благе у Аристотеля в «Риторике» и Заповеди блаженства. Аристотель называет счастье «целью» всякого человека, и поэтому все разговоры, речи, «уговаривания или отговаривания касаются счастья». Выразительна его формула счастья: «Определим счастье как благосостояние, соединенное с добродетелью, или как довольство своей жизнью, или как приятнейший образ жизни…».[8]

Аристотелем описаны (именно в риторике как учении об убедительной речи) виды благ, дано определение понятий и видов добродетелей. Любопытен их перечень, соотносимый с категорией прекрасного в человеке: справедливость, мужество, благоразумие, щедрость, великодушие, бескорыстие, кротость, рассудительность, мудрость [9].

Христианское учение о блаженстве, вовсе не отвергая принципы практической морали, лежащие в основе речевого учения Аристотеля, тем не менее, кардинально меняет представление о человеке, смещает всю систему ценностей, предлагает иной характер поведения, в том числе, речевого.

В основание речемыслительного поведения и общения между людьми кладутся две формулы: (отношение к Богу) «Возлюби Господа Бога твоего сем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим»; (отношение к человеку в общении с ним) «Возлюби ближнего твоего как самого себя». Таким образом, религиозная этика закладывает любовь как основную речевую эмоцию в основание межличностного общения.

Поскольку в основании культуры лежит запрет, формулируется запрещение на определенные поступки: «не убий», «не прелюбы сотвори», «не укради». Иные запреты связаны с речевыми действиями: «не послушествуй на друга твоего свидетельства ложна», другие налагают запрет если не на речь, то на ее психологическое основание — помысл или замысел: «не пожелай жены искренняго своего, не пожелай дому ближняго твоего, ни села его, ни раба его, ни рабыни его, и вола его, ни осла его, ни всякаго скота его, ни всего, елика суть ближняго твоего».

Как принципиальное обновление человеческих взаимоотношений должно быть оценено «открытие Христианством личности в человеке», когда было провозглашено: «Каждый человек бесконечно ценен и важен, уникален и неповторим, послан Богом на дело, которого за него никто другой не может исполнить и не исполнит». Христианство увидело в каждом человеке «уникальную индивидуальность, неистребимый никакими испытаниями и унижениями образ Божий…"[10] Главнейшей задачей образования становится с тех пор «формирование человека, цельной и целомудренной, нравственной личности».[11]

В настоящее время, пожалуй, можно лишь обозреть проблему в целом. Оценка «языка», «речи», «слов», «уст» содержится в Священном Писании, проповедях отцов церкви, в разных жанрах духовной литературы. Причем, оценки «языку» даются как бы внезапно, в контексте общего взгляда на мир. С одной стороны, россыпь этих материалов могла бы составить целый том отдельных сентенций и высказываний, с другой стороны, поражает единство общего взгляда на «язык», который наверняка в будущем можно будет систематизировать более точно.

Сила и влиятельность Священного писания как основного нравственно формирующего, культурно значимого текста европейской цивилизации были настолько велики, что вся последующая культура так или иначе основывается на них. В результате двухтысячелетнего развития выстроено цельное здание, в котором нижние «ранне-исторические этажи» (с мыслями отцов церкви или средневековых подвижников, например, аввы Дорофея или Исаака Сирина) гармонично соседствуют с «верхне-историческими», где православные подвижники последних двух столетий (святитель Филарет Московский, святой Иоанн Кронштадтский) продолжают наращивать многомысленные и словесноукрашенные этажи. В этом Доме Божием царствует удивительная стилистическая гармония, поскольку мысли св. Иоанна Кронштадтского будут ясно перекликаться (но не повторяться!) с мыслями Исаака Сирина или Иоанна Лествичника, а рассуждения Сергия Пражского или старца иеросхимонаха Сампсона (Сиверса), или отца Александра Ельчанинова — с мыслями и рассуждениями Василия Великого или Григория Богослова. Понятно происхождение этого чудодейственного мысле-словесного согласия — оно проистекает из общего источника: совершенного Слова Божия, воплощенного в текстах Священного Писания.

Взглянем же на ветви этого густого древа духовного красноречия, превосходного сада духовной словесности, благоуханием которого дышит и живет наш современный язык. Это — не преувеличение: современный русский язык в его совокупности — это не только новые речевые технологии, телевизор, компьютер, массовая пресса; это — и его церковно-славянская основа, глубокомыслие и сердечная сосредоточенность молитвы, богослужения, проповеди, всякий содержательно и стилистически значительный текст, обращенного к Духу и душе человека.

В настоящей статье возможен лишь конспективный просмотр страниц великих книг, в которых современный исследователь или педагог может обрести материалы для изучения проблем языка и слова. Это — лишь первая попытка привести в систему огромный материал. Вот что пишет Василий Великий в «Беседе о смиренномудрии»:

«Да не будет у тебя софистических прикрас в слове… речей горделивых и решительных, но во всем отсекай величавость».[12] Какой совет выносится здесь? Удалить из речи лишние красоты, отсечь гордость, решительность и излишнюю величавость, умаляющие достоинство других и мешающие общению. И далее:

«Будь добр с другом, кроток со слугою, непамятозлобив на дерзких, человеколюбив к смиренным, утешай злосчастных, совершенно никого не презирай…» [13] Вновь в основание кладутся душевные качества («добродетели»), которые не только готовят человека к общению, но и задают характер самого общения.

И лишь затем следуют речевые советы: «приветствуй с приятностью, отвечай со светлым лицом, ко всем будь благосклонен, доступен, не пускайся в похвалы самому себе, не вынуждай и других говорить о тебе, прикрывай, сколько можно, свои преимущества, а в грехах сам себя обвиняй и не жди обличения от других. Не будь тяжел в выговорах, обличай не скоро и не со страстным движением, ибо это признак высокомерия; не осуждай за маловажное, как будто сам ты строгий праведник…» [14]

По этим советам, сделанным более полутора тысячелетий назад, можно узнать недостатки и нашего общения: приветствуем ли мы сегодня друг друга с «приятностью» (удивительное слово, означающее «приятие» другого человека)? «светлы» или сумрачны наши лица, когда мы отвечаем на обращенное к нам слово? Ко всем ли мы благосклонны или только к близким и друзьям, к тем, кто нам нравится?.. Какой тренировки сердца и выдержки требует такая благосклонность! Разве не распускаем мы себя и свой язык, позволяя то тут, то там сказать резкое, недозволенное слово? Зато, когда человек становится таким благосклонным, он обретает уверенность и спокойствие в жизни.

Многочисленные советы относительно языка и уст находим в учениях Иоанна Лествичника, Исаака Сирина, Аввы Дорофея. Изложению этого материала необходимо посвятить отдельные исследования. Эти советы могут быть систематизированы тематически. Например, все авторы будут писать о многоглаголании:
«В какой мере язык воздерживается от многоглаголания, в такой озаряется ум к различению помышлений, а многоглаголанием приводится в замешательство и самый рассудительный ум» (Авва Дорофей); [15]

«Корень зла в многоглаголании, которое происходит от того, что человек не обдумывает своих мыслей и не управляет своим языком, — и таким образом делается неосторожным в слове, а вследствие этого удобопреклонным к злословию, лжи, насмешкам, которыя уже сами по себе весьма тяжкие грехи…» (Иоанн Лествичник).[16]

Даются речевые советы к пользованию языком:

«Пусть язык твой будет кроток, и никогда не встретится с тобою бесчестие. Приобрети уста сладкие, и все будут тебе друзьями. Не хвались никогда в речах своих делами своими, чтобы не быть посрамленным».[17]

Современный педагог обнаружит, как современен психологический анализ конфликтного диалога у христианских подвижников: «По тщеславию (человек) не может слышать слово от брата своего. Иной, когда услышит одно слово, смущается или отвечает пять слов или десять на одно слово, и враждует и огорчается. И когда спор прекратится, он продолжает иметь помыслы на сказавшего ему оное слово, и помнит зло, и жалеет, что он не сказал более того, что сказал, и готовит в себе еще худшие слова, чтобы сказать ему. И постоянно говорит: «Зачем я не сказал ему того-то, зачем он мне это сказал, и я ему то-то скажу,» и постоянно гневается… Это значит, что зло обратилось в навык. Бог да избавит нас от такого устроения» (Авва Дорофей).[18]

Приведенные выше фрагменты лишь намечают данную тему. Продолжается она обращением к древнерусской литературе, где изучение образа человека в Древней Руси должно быть предпринято именно с позиций анализа образа человека говорящего, общающегося, иными словами, как воспроизводит себя древний русич в словесном общении со своим окружением.

Возможны, на наш взгляд, два направления исследований (оба используются в педагогической практике). Первый — изучение оценок языка и речи в разных сочинениях древнерусской литературе. Например, правила речи описаны в «Пчеле» XIII—XIV вв.еков (сборник афоризмов и пословиц). Вот какие комментарии извлекаются из приводимых «Пчелой» сентенций:

человек весь выявляется и просвечивается его речью («Фотий: Слово подобно зерцалу — как тем образ телесный и личный является, такоже и беседою душевный образ выражается…»);

- правильная жизнь в слове делает человека благополучным («Слово как благим житием одевает душу образом… ласточки тишину проповедуют весеннюю, а мудрые слова — беспечалие»);

- в речи надо предпочитать слушание перед говорением («Апостол рече: будь всяк человек скор на послушание, а ленив на глаголание»);

- не празднословь, запрети пустые и праздные речи («Пифагор: удобнее камень всуе пустити, нежели слово праздно»);

- воспитывать надо не столько словом, сколько личнгостью и «делами» («Уча, учи нравом, а не словом: кто словом мудр, а дела его несовершенны, тот хром есть»; «учитель нравом да покорит ученика»);

- В правильном действии словом — оружие и зашита человека: «То же его знаменье, то же его град, то же его сила, то же его стена».[19]

Подобный анализ можно предпринять по множеству сочинений: «Домострою», сочинениям ораторской прозы и др.

Второе направление — реконструкция образцовых, рекомендательных качеств речи в сочинениях Древней Руси. Пытаясь представить образ древнерусского Древней Руси, нами был предпринят анализ слов, называющих образцовые качества речи. Дело в том, что при переводе определения науки риторики в первом отечественном учебнике 1620 года учитель-переводчик делал свои комментарии и назвал 6 (!) русских синонимов словам риторика и красноречие. Во всех этих словах фиксировалось определенное ценимое качество речи: «Риторика есть яже научает пути праваго и жития полезнаго добрословия. Сию науку сладкогласием или краснословием нарицает, (далее — учительское дополнение — А.В.) понеже красовито и удобно глаголати и писати научает». Затем ритор назван «учителем благословия», Димоньтен — «хитроречивым», а Кикерон — «началником латинскаго хитрословия».

Анализ слов подобного рода позволил выявить наиболее ценимые качества речи. Самыми частотными оказались слова с корнем благо- (благословие, благословесие, благоглаголание, благоязычие, благоречие, благоустие, благовестие благовещание и под. — этим списком количество корней не исчерпывается). Несомненно синонимичным ему являются сложные слова с корнем «добро-»: доброречие, добробеседование и мн. др.

Любопытно, что слова с корнем красно- начинают активно употребляться не ранее второй половины XVII века, хотя красогласование имеется уже в Хронике Георгия Амартола. Красноглагольником Андрей Курбский называет Иоанна Грозного, «красноглаголанием…» жен «прельщаются человецы», но сам термин красноречие впервые употреблен хулителем красноречия протопопом Аввакумом. Так что красота речи оценивается (как и всякая мирская красота) двояко.

http://www.portal-slovo.ru/rus/philology/222/673/11 932/$print_text/&part=2


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика