Русская линия
Слово Петр Знаменский25.07.2008 

История Русской Церкви. Период 1. От крещения русского народа до нашествия монголов и усиления северо-восточной Руси. (Часть 2)

Часть 1

2. Устройство Русской церкви; церковное управление.

Начало Русской митрополии

Русская церковь была устроена в виде особой митрополии Константинопольского патриархата. Первым ее митрополитом был пришедший с Владимиром из Корсуня Михаил (+ 992). Все время его святительства прошло только в первоначальном распространении по России христианства, вследствие чего Русская митрополия при нем еще не успела устроиться. Первое правильное устройство дал ей преемник его Леонтий (+ 1008 г.), который в 992 г. разделил ее на епархии и назначил первых епархиальных епископов. Кафедру свою первые митрополиты до великого князя Ярослава имели в Переяславе, потом при Ярославе, когда был устроен киевский Софийский собор с митрополичьим домом, перешли на жительство в Киев.

Митрополиты греки

Русские митрополиты и избирались и посвящались в Греции самим патриархом с согласия императора и, разумеется, из греков. В России они поэтому были люди чужие и по происхождению, и по языку, и по национальным симпатиям, и не возбуждали к себе особенного доверия ни в князьях, ни в народе. Нужно при этом иметь в виду и ту дурную репутацию, какой греки исстари пользовались на Руси и которая выразилась в заметке летописца: «суть бо Греци льстиви и до сего дне.» Притом же на Русскую митрополию присылались даже не лучшие люди из греков. Из 25 митрополитов греков в первые 4 с половиной века существования Русской Церкви не более 5−6 человек заявили себя просвещением и благочестием. Таковы были: Георгий (с 1062 г.), человек образованный но, как чуждый пастырь, покинувший свою паству во время междоусобия детей Ярослава; преемник его Иоанн II (с 1077 г.), по свидетельству летописи, умудренный книгами, ласковый ко всем, смиренный, молчаливый и вместе с тем речистый, когда нужно было святыми книгами утешать печальных; Никифор I, известный своими посланиями к Мономаху. Другие только вскользь упоминаются в летописях, а об одном — Иоанне III (с 1089 г.) даже прямо замечено, что он был не книжен и прост умом. Между тем, немногие митрополиты из русских все оставили после себя самую хорошую память и по своему образованию, и по благочестию, и по благотворному влиянию на паству*.

Попытки к избранию митрополитов из русских

Не мудрено, что у великих князей рано явилась мысль об избрании митрополитов из русских. После смерти м. Феопемпта греки 3 года не присылали нового митрополита. В это время только что кончилась война Ярослава с греками, в которой греки варварски ослепили 800 русских пленников. И вот в 1051 году «Бог князю вложи в сердце» поставить митрополита из русских и собором русских же епископов, — поставлен был Илларион, священник княжеского села Берестова. Новый святитель, впрочем, в том же году испросил себе благословение патриарха. Он был муж благочестивый, часто уединялся для молитвы в пещеру, которую выкопал в горе недалеко от своего села, и кроме того, был известен своим просвещением. Несколько времени спустя, в конце ХI века, видим еще митрополита из русских св. Ефрема, бывшего прежде придворным великого князя Изяслава, потом епископом Переяславским. И он был известен, как святой муж и чудотворец; свое управление и переяславской епископией, и митрополией он ознаменовал строением многих церквей, больниц и страннопримниц. Поставление на митрополию он, впрочем, получил не в России, а в Греции.

После Иллариона другой пример независимого поставления митрополита из русских видим в 1147 году при Изяславе Мстиславиче. Вследствие неудовольствия на митрополита Михаила, который покинул свою паству во время княжеских смут и ушел в Грецию, а также вследствие смут из-за патриаршего престола в самой Греции, великий князь собрал в Киеве собор для поставления митрополита из русских. Выбор пал на Климента Смолятича, схимника и затворника, и вместе с тем человека книжного, философа, какого на Руси прежде не бывало. О личности его не было спора, но возник важный вопрос, можно ли посвящать митрополита в России одним епископам без патриарха. Три епископа, — Новгородский Нифонт, Смоленский Мануил и Полоцкий Косьма, решали этот вопрос в интересах греческого патриарха отрицательно. Напротив, 6 епископов из русских доказывали, что по церковным канонам собор епископов всегда может поставить себе митрополита; им легко было бы опровергнуть крайнее мнение греческой партии, если бы они сами не впали в крайность, настаивая на праве епископов ставить митрополита без благословения патриарха. Греческая партия оперлась на эту ошибку противников и заставила их прибегать к странным уловкам. Онуфрий Черниговский предложил заменить благословение патриарха поставлением митрополита посредством главы Климента римского; греки ставят же, утверждал он несправедливо, рукою Иоанна Предтечи. Спор не кончился ничем определенным. Климент был поставлен, но греческая партия не признала его митрополитом и была им за это преследуема. Нифонт был посажен в тюрьму в Киеве; Мануил спасся от тюрьмы только бегством. Но и положение Климента было не прочно; его не признавал соперник Изяслава, сильный князь Юрий Долгорукий. Сделавшись великим князем после смерти Изяслава (1155), он изгнал Климента и выпросил у патриарха другого митрополита — Константина. Нифонт, уже выпущенный из тюрьмы, с радостью ехал из Новгорода на встречу новому святителю греку, но не дождался его и умер в Киеве. Греческая партия торжествовала, новый митрополит запретил служение всем ставленникам Климента и даже проклял умершего князя Изяслава, но когда по смерти Юрия (1158 г.) Киевом овладели дети Изяслава и посадили великим князем своего дядю Ростислава Смоленского, и этот митрополит должен был оставить кафедру. После этого Ростислав выписал из Греции третьего митрополита — Феодора. Константин скоро умер в Чернигове, где поселился у своего земляка, епископа Антония, но Климент еще оставался в живых, и был устраняем от кафедры единственно по внушениям греческой партии. Уже после смерти митрополита Феодора (1162 г.) Ростислав решился возвратить Клименту митрополию, и отправил в Царьград посла испросить ему благословение патриарха. Но посол этот встретил на пути посла царского, шедшего в Россию с новым митрополитом Иоанном, назначенным из Царьграда без ведома великого князя. Это так рассердило Ростислава, что пришедший в Киев царский посол едва уговорил великого князя принять Иоанна. «Если патриарх, — сказал великий князь, — еще поставит митрополита без нашего ведома, то не только не приму его, но и закон сделаем вечный избирать и ставить митрополита из русских, с повеления великого князя.» С этого времени при избрании на Русь митрополита в Греции действительно стали более соображаться с волей великого князя.

Зависимость киевских митрополитов от патриарха

Но сама возможность таких иерархических смут показывает, что Русской церкви еще рано было помышлять о своей независимости от церкви Греческой. Среди своей полуязыческой паствы и при неустойчивости гражданских основ удельного времени ей еще не на что было опереться внутри самой России. Митрополит, избранный дома и из своих людей, мог легко подвергаться разным случайностям княжеских счетов и усобиц, да и сам не мог возвыситься над этими счетами и усобицами — держаться в отношении к ним беспристрастно и независимо. Легко могло случиться и то, что враждующие между собой князья избрали бы для себя нескольких митрополитов в одно время, — тогда удельная рознь стала бы угрожать разделением самой Русской Церкви. С этой стороны иметь митрополитом человека постороннего, чуждого местным удельным счетам и вместе с тем независимого от местной княжеской власти, до поры до времени было нужно пока не только для Русской церкви, но и для самого государства. Зависимость же митрополита от заграничной власти греческого патриарха была не велика и не могла быть большой помехой ни для его собственной церковно-правительственной деятельности, ни для самобытного развития местной церковной жизни. Греческая церковь не стремилась к порабощению себе народов, как церковь Римская. Русский митрополит с самого начала был поставлен совершенно самостоятельным первосвятителем своей поместной церкви; вся зависимость его от патриарха ограничивалась только его избранием и посвящением от последнего, да еще обязанностью участвовать по возможности на патриарших соборах и в особенно важных или сомнительных случаях подчиняться определениям этих соборов. Внутри своего ведомства он вершил все церковные дела самостоятельно, или сам лично, или с собором местных епископов, которые часто собирались около него в Киеве. Решения его признавались окончательными и переносились на суд патриарха чрезвычайно редко, чему, кроме политической независимости России от Греции, способствовали даже самая отдаленность их одной от другой и разные неудобства частых сношений.

Взаимные отношения между властями церковной и гражданской и значение иерархии в делах гражданских

Не тяжело и на первых порах даже полезно было иметь среди себя чужую иерархическую власть и для самого государства. Православная церковь не соблазнялась мирским владычеством, как Римская, хотя на Руси соблазн этот мог быть особенно для нее силен. Церковная иерархия явилась здесь в виде крепко сплоченного общества более или менее образованных лиц, хорошо знакомых с политической мудростью своей тысячелетней империи, воспитавшихся на началах вселенского римского права и при этом еще бывших подданными чужого сильного, по крайней мере вполне развитого, государства; она сразу должна была приобрести здесь громадный авторитет не только духовный, но и политический. Младенчествовавшее государство Руси само добровольно устремилось под опеку церкви; князья, начиная с Владимира, сами призывали митрополитов и епископов к участию в своих государственных делах; на княжеских советах и съездах на первом месте после князей видим духовенство. Но, верная своим православным, греко-восточным понятиям об отношении духовной власти к светской, русская иерархия не воспользовалась выгодами своего положения для того, чтобы создать для себя в юном государстве самостоятельное церковно-политическое могущество, как это делали в юных государствах Европы представители иерархии латинской, а напротив, употребляла все свое влияние на устроение самого же государства, на воспитание и укрепление в нем слабой княжеской власти. Она принесла на Русь неведомые еще здесь понятия о верховной власти, поставленной от Бога. Советуя св. Владимиру казнить разбойников, епископы, с которыми он советовался о строе земляном, говорили ему: «Князь, ты поставлен от Бога на казнь злым и добрым на помилование.» Так с самого начала определилась важная задача духовенства в нашей истории — содействовать развитию верховной власти. Самое единство русской иерархии способствовало ему к выполнению этой задачи, стягивая все уделы к Киеву, где сидел общий русский митрополит, и тем усиливая власть великого князя киевского. К той же цели направлялись и все политические назидания князьям лучших иерархов, всегда склонявших их к миру, единению и повиновению великому князю. Русские иерархи вступались почти в каждую усобицу князей, как общие миротворцы и ходатаи за общее благо народа. Митр. Николай в 1197 г. удержал князей от усобицы по случаю ослепления Василька Волынского: «Если станете воевать друг с другом, — говорил он, — то поганые возьмут землю Русскую, которую приобрели отцы ваши; они с великим трудом и храбростью поборали по Русской земле и другие земли приискивали, а вы хотите погубить землю Русскую.» Митр. Никифор говорил князю киевскому Рюрику: «Князь! Мы поставлены от Бога в Русской земле, чтобы удерживать вас от кровопролития, да не проливается кровь христианская в Русской земле.» Митр. Кирилл I, бывший пред самым нашествием монголов, в течение всего своего святительства ездил по России из конца в конец и везде мирил враждовавших князей. Где не действовали увещания, иерархи удерживали князей от усобиц грозой святительской клятвы. Во время княжеских переговоров послами постоянно видим тех же всеобщих миротворцев — духовных лиц; их слово было авторитетнее, чем слово мирских послов; притом же своим саном они были ограждены от обид, от которых тогда не спасало иногда и звание посла.

Понятно, по какому образцу духовенство должно было воспитывать юную княжескую власть. Идеалом государства у него была Византийская империя, с которой одни иерархи, греки, были знакомы непосредственно, а другие, русские, через Кормчую, источник их юридической мудрости. И сами князья смотрели на империю с благоговением. Те из них, которые были в родстве с императорами, пользовались особенным почетом; например Борис и Глеб, или Владимир Мономах, потому что они «святились царски.» Митр. Никифор, восхваляя Мономаха, говорил, что его Бог «из утробы помаза, от царской и княжеской крови смесив.» В знак уважения князей часто титуловали «царями,» титулом, который у нас обыкновенно прилагался к императору. О Мономахе составилось предание, по которому империя в лице императора Алексея Комнена передала русскому князю знаки царского сана — венец и бармы, а греческий митрополит Неофит совершил над ним обряд царского помазания. Это предание имело потом большой вес на Руси, указывая на преемственность русского самодержавия от греческого. Образец царской власти был таким образом дан; но еще много требовалось времени, чтобы он нашел себе приложение в самой жизни Русского государства. Среди удельных порядков сама иерархия могла пока говорить только о единстве и мире земли и о повиновении младших князей старшему, как отцу. С наибольшей ясностью мысль о верховной власти усвоена была только в северной Руси, где впервые явились князья самовластцы, Андрей Боголюбский и Всеволод. Владимирская летопись говорит о своих князьях несравненно с большим благоговением, чем новгородская и южные летописи. Рассказав, например, об убиении великого князя Андрея, она предает убийц проклятию и долго распространяется о святости княжеской власти, сравнивает князя по власти с Богом, доказывает, что противник власти противится Богу и проч.

Первые епархии в России

Церковная жизнь, однако, во многих отношениях и сама не могла не подвергаться влиянию удельного строя государства. Удельное деление Руси прежде всего отразилось на епархиальном делении. Первое разделение Русской церкви на епархии, как мы видели, было произведено в 992 году митрополитом Леонтием. Всех епархий, устроенных тогда, летопись перечисляет 6: в Киеве, Новгороде, Чернигове, Ростове, Владимире Волынском и в Белгороде, но прибавляет к этому перечню, что тогда же поставлены были епископы и в другие города, может быть — в Тмуторакань, Туров и Полоцк, где сидели князьями дети Владимира. В течение последующего времени до половины ХII в. открылось еще несколько епархий, так что всех стало 15, сверх митрополичьей Киевской: Новгородская, Ростовская, Владимирская на Волыни, Белогородская, Черниговская, Юрьевская, Переяславская, Холмская, Полоцкая, Туровская, Смоленская, Перемышльская, Галицкая, Рязанская и Владимирская на Клязьме. Границы их близко совпадали с границами соответствующих им удельных княжеств. Вследствие религиозного строя древнего общества всякий общественный союз сосредоточивался обыкновенно около какой-нибудь святыни, храма, и являлся, смотря по величине, в форме или прихода, или епархии. Новый удел, выделившись из старого, стремился сделаться самостоятельным и в церковном отношении, завести у себя особую епархию, потому что гражданская самостоятельность без церковной казалась неполной. Так, в ХII в. после выделения новых удельных княжеств из старых, из Переяславского удела — Смоленского, из Волыни — Галицкого, из Черниговского — Рязанского, явились и новые епархии, Смоленская — в 1137 году, Галицкая — в 1157 году, Рязанская — в 1198 году. С падением удела уничтожалась и епархия; например, в конце ХI в. после разорения половцами Тмуторакани пала и тамошняя епархия. Возвышение земли возвышало и ее епархию; в 1165 г. богатый Новгород выхлопотал своему владыке Иоанну титул архиепископа, — тогда еще первый и единственный на Руси. Далее, как ни крепко было единство Русской церкви и как ни заботилась она о том, чтобы сохранить это единство, обычное стремление каждого удела к самостоятельности, к меньшей зависимости от Киева и к жизни особняком нередко отражалось и на церковных отношениях епархиальных епископов к митрополиту и стесняло его законные права и полномочия.

Отношения епископов к митрополиту, порядок их избрания и отношения их к своим князьям

Зависимость епископов от митрополита была не велика, ограничиваясь почти одним только их поставленном на епархии. Делами своей епархии каждый из них управлял вполне самостоятельно, при помощи своих наместников из почетных духовных лиц, своего «клироса» или соборных священников, составлявших при нем постоянный кафедральный совет, и светских десятильников по разным епархиальным округам, заведовавших главным образом архиерейскими сборами с округов. Митрополит вмешивался в их дела весьма редко, только в особых случаях и по каким-нибудь жалобам. Но для удельных земель тяжела казалась и такая зависимость, хоть и немного, но все-таки тянувшая их к Киеву, в подчинение не одному митрополиту, но также и киевскому великому князю, и они старались по возможности ее ослаблять. Как великие князья стремились к ограничению власти патриарха в избрании митрополитов, так, в свою очередь, удельные князья и жители уделов стремились ограничить власть митрополита в назначении своих епископов. В ХII в. вошло уже в общий обычай ставить епископов не иначе, как по избранию удельных князей и народа. В 1183 г. Всеволод III не принял назначенного в Ростов епископа Николая Грека, потому что митр. Никифор при назначении его не испросил согласия князя и народа. Летописец выразительно заметил по этому поводу: «несть бо достойно наскакати на святительский сан, но его же Бог позовет, князь восхощет и людие.» В княжеских уделах главный голос при избрании епископа принадлежал князьям, а в Новгороде, где вече было сильнее князя, с ХII века видим народное избрание владык. Известный нам Нифонт был последним владыкой, присланным из Киева; его преемник Аркадий был избран уже на вече. В этих выборах обыкновенно участвовали князь, духовенство, софияне (лица принадлежавшие к ведомству Софийского собора и владычной кафедры) и народ. В случае несогласия избирателей прибегали к жребию; для этого жребии избираемых клали на престол святой Софии и посылали вынимать их слепца или младенца; первый вынутый жребий обозначал избранника святой Софии. Избранного владыку посылали в Киев для посвящения. В исправление должности он вводился, впрочем, до посвящения, и в качестве нареченного владыки управлял всеми делами епархии, иногда года по два и больше. Выбор во владыки падал всегда на своего новгородца, тогда как в других местах князья принимали к себе в епископы и чужих людей, которых по чему-нибудь успевали заприметить во время своих переходов по уделам. К особенностям Новгорода относится и то, что владык выбирали здесь не из одних иноков, но и из белого духовенства (владыки Илия и Гавриил).

Воля князя или народа могла быть причиною и изгнания епископов, даже без церковного суда. В 1157 году Андрей Боголюбский выгнал из Ростова епископа Нестора за то, что он не разрешал постов в господские праздники. В 1159 г. ростовцы выгнали епископа Леона за то, что он «грабил (отягощал поборами) попов.» В 1168 году Святослав черниговский изгнал епископа Антония грека. В Новгороде владык изгоняло вече. Особенно не прочно было здесь положение владык, выбранных по влиянию только одного князя, без согласия веча. В 1211 году новгородцы свергнули владыку Митрофана, избранного князем Всеволодом владимирским и его партией, а на его место, с согласия князя Мстислава Удалого, выбрали хутынского монаха Антония. Но по уходе Мстислава опять усилилась владимирская партия и провозгласила владыкой опять Митрофана. Антоний не уступал своего места, и новгородцы теперь только вспомнили о суде митрополита, которому и предоставили сделать выбор между двоими владыками. Митрополит оставил в Новгороде первого по времени Митрофана, а Антонию дал другую епархию. В 1228 году во время святительства владыки Арсения, по случаю долгой дождливой осени, вече решило: «Это из-за Арсения стоит у нас так долго тепло,» и изгнало владыку из города.

До чего могло дойти влияние удельной розни на иерархию, показывает знаменательная попытка северной Руси отделиться от церковного влияния южной. Это было в половине ХII века при великом князе Андрее Боголюбском, когда северо-восточная Русь усилилась, приобрела влияние на Киев и стала заводить у себя новые самодержавные порядки. Владимирский князь был сильнее киевского, но в Киеве был митрополит, а во Владимирском княжестве только ростовский епископ. И вот великий князь Андрей отправил посла к патриарху Луке Хрисовергу с просьбой поставить ему во Владимир особого митрополита; у него был уже готов и кандидат на новую митрополию, его любимец Феодор. Патриарх отказал, ссылаясь на то, что разрывать единство русской митрополии будет противно канонам, и посвятил Феодора только в епископа. Великий князь отказался от своего желания, но гордый Феодор, разочаровавшись в надежде сделаться митрополитом, хотел по крайней мере освободиться от подчинения киевскому митрополиту (Константину), — ссылаясь на то, что получил посвящение от самого патриарха, он не поехал в Киев за благословением митрополита. Митрополит послал во Владимир грамоту с увещанием не признавать Феодора епископом. Многие послушались этой грамоты; тогда Феодор пришел в такое раздражение, что совершенно обезумел, затворил во Владимире все церкви и принялся обирать, мучить и казнить своих противников. Князь Андрей за его жестокость наконец выдал его митрополиту, а митрополит Константин «обвинил его всеми винами и велел отвезти на Песий остров, где ему урезали язык, руку правую отсекли и глаза выкололи.»

Таким образом церковь выдержала напор удельного влияния без потери своего единства. Само влияние общества на ее иерархию обратилось в ее же пользу, несмотря на несколько частных случаев, в которых страдал ее канонический порядок. Иерархия, вследствие своего выборного значения, получила народный характер, сделалась своей для общества и сама приобрела на него сильное влияние. В пределах своей епархии каждый епископ был первым и самым влиятельным человеком во всех гражданских делах, был также нужен для удельной области, как князь. Новгородцы не могли себя и представить без владыки. С благословения местного святителя делались все дела, так что он невольно втягивался во все местные земские интересы. Мы видим его в челе* удельного посольства к князю с приглашением на княжеский стол; он же принимал вновь приехавшего князя и совершал обряд его посажения на стол; в княжеской думе святитель был первым советником, внушал князю миролюбивые отношения к родичам, и предстательствовал перед ним за благо удельного народонаселения. Особенно отличались своим земским значением новгородские владыки, в половине ХII века бывшие всегда природными новгородцами. Городское вече и собиралось большей частью около святой Софии и владычного двора. Даже печальная судьба некоторых владык показывает, как тесно была связана жизнь новгородской иерархии с переменами в местной гражданской жизни.

Законы церковного управления.

Основанием для внутреннего церковного управления служил Номоканон, несомненно существовавший у нас в славянском переводе, потому что из него делали заимствования в свои уставы наши князья, правила его цитировали в своих сочинениях чисто русские авторы, например Феодосий Печерский и Кирик. Инок ХVI века Зиновий Отенский сам видел в свое время два списка Кормчей от времен князей Ярослава и Изяслава, сына Ярославова перевода «первых переводник,» по всей вероятности болгарские. Кроме болгарского перевода древнейшей редакции Номоканона Иоанна Схоластика (VI века), у нас еще употреблялись списки Кормчей, содержавшие в себе Номоканон, известный под именем Фотиева, но еще в неполной до-Фотиевской редакции и без толкований.

Русские пастыри в своих постановлениях делали применения Кормчей к потребностям русской жизни. Так появилось церковное правило митрополита Иоанна И в ответ на вопросы Иакова черноризца, с ХIII века постоянно вносившееся в наши Кормчие. В нем содержатся постановления: а) относительно веры — против остатков язычества, общения с иноверцами в пище и посредством браков, против продажи христиан в рабство неверным, отступления от церкви; б) относительно семейной жизни — против сожития с женой без благословения церкви и незаконных браков; в) касательно церковного благочиния — о почитании святынь, соблюдении постов, неядении удавленины и мертвечины, о бесовских песнях, пирах по монастырям; г) касательно иерархии — об отношении епископов к митрополиту и епархиальном управлении, против пьянства и неблагочиния иереев и монахов. Вместе с правилом Иоанна в русские Кормчие с ХIII века постоянно вносилось другое замечательное в церковно-историческом отношении сочинение: Вопросы Кирика (новгородского иеродиакона) и ответы на них разных епископов и других духовных лиц; они живо изображают дух своего времени, церковные обычаи, остатки язычества, характер современной религиозности и состояние нравов в духовенстве и народе.

Уставы русских князей

Из русских князей первый опыт приложения Номоканона к русской жизни сделал в своем церковном уставе святой Владимир. Этот устав касается главным образом судебных прав Русской церкви. К ведомству ее суда отнесены здесь: 1) дела против веры и церкви — еретичество, волшебство, урекание в них*, совершение языческих обрядов (моление под овином и в лесу), святотатство, повреждение могил и церковных стен, неуважение к храмам; 2) дела семейные: умыкание девиц, вступление в брак в родстве и в свойстве, споры между супругами об имении, блуд и прелюбодеяние, развод, побои от детей родителям, дела о наследстве, словесное оскорбление семейной части и проч. В греческом законодательстве некоторые из этих дел (о нарушении родительской власти, споры супругов об имении и детей о наследстве) подлежали гражданскому суду; у русских было признано за лучшее передать в ведомство Церкви все семейные дела, чтобы она тем успешнее могла содействовать нравственному перерождению общества. Расширено было сравнительно с греческим законодательством ведомство церкви и относительно подсудных ему лиц; кроме духовенства, суду церкви подчинены: просвирня, паломник, прощеник и разные люди, которых церковь призревала в своих гостиницах, больницах и богадельнях.

Великий князь Ярослав издал другой такой же церковный устав, содержавший в себе подтверждение и раскрытие устава святого Владимира. В нем видим некоторые новые определения; так, к церковному суду, вместо непринятых у славян телесных наказаний и жестоких казней за вины, какие были определены в Номоканоне, применена славянская система вир или денежных штрафов за преступления и указаны случаи участия в нем князя. Совместному суду церкви и князя подсудны были: а) оскорбления, насилия и побои девицам и чужим женам, поджоги, позорное острижение головы и бороды, б) кража и убийство в пределах семьи. За первые преступления пеня шла епископу, а князь только казнил (наказывал) виновных, за вторые пеня делилась между князем и епископом «на полы."**

Удельные князья применяли потом эти первые общерусские уставы Владимира и Ярослава к своим уделам. Так, Всеволод Мстиславич Новгородский (около 1135 г.) на основании их дал грамоту святой Софии Новгородской. В перечислении церковных людей прибавлены у него изгои — люди, не принадлежавшие ни к какому ведомству, и поступавшие под покровительство церкви, каковы «попов сын грамоте не умеет, холоп из холопства выкупится, купец одолжает, а еще князь осиротеет.» Грамота Ростислава Смоленской епископии (1150 года), кроме церковного суда, определяет еще источники содержания для новой епископии. Грамоты Всеволода Новгородского выстроенной им церкви Иоанна Предтечи на Опоках и Святослава Ольговича святой Софии (1137 г.) исключительно занимаются определением материальных средств для этих церквей.

Права, предоставленные княжескими уставами духовенству в содержании и церковном суде

Источниками содержания для митрополита и епископов служили: 1) десятина из княжеских доходов и имения, какую давали, например, святой Владимир своей Десятинной церкви, Всеволод святой Софии, Андрей Боголюбский владимирскому собору, Ростислав Смоленской епископии; иногда десятина заменялась деньгами, как, например, в грамоте Святослава святой Софии; 2) весчие пошлины о торговых мер и весов, наблюдение за которыми уставом Владимира дано святителям; 3) судные — с церковного суда; 4) ставленые — за поставление в клир оставлеников; 5) недвижимые имения. Митрополит, например, имел во владении несколько городов с волостями и селами. Во владении Десятинной церкви был тоже целый город Полонный. Ростислав своей епископии пожертвовал озера, сенокосы, огороды и села с данями и продажами. Андрей Боголюбский дал владимирскому собору несколько слобод, сел и город Гороховец. Уставы князей замечательны еще тем, что утверждали за духовенством разные права, свободу от мирского суда, службы и податей. Но эти права часто нарушала практика удельно-вечевого уклада. Князья и веча судили и низвергали даже епископов. Новгородский владыка с корпорацией своих софиян нес городовую повинность наряду с другими новгородскими общинами; он мостил крепость и всю дорогу по Волховскому мосту до торговой стороны. Помимо земских повинностей, казна архиереев, монастырей и церквей имела важное общественное значение. Около соборов, церквей и монастырей сосредоточивалась общественная благотворительность, содержались больницы, богадельни, странноприимницы и школы.

Низшее духовенство, порядок его избрания и средства содержания

Низшее духовенство, непосредственно связанное с своими приходскими общинами и жившее одной жизнью с народом, имело менее привилегированное и обеспеченное положение, чем высшее. О положении его за описываемое время мы имеем, впрочем, мало известий. Первоначально оно большей частью было так же пришлое, как и высшее духовенство, потому что, если и были в Киеве священники до Владимира, то их было, вероятно, не много. Несколько духовных лиц пришло с Владимиром из Корсуня и с царицей Анной из Константинополя; есть известие, что много было прислано их еще из Болгарии. Затем первое же грамотное поколение русских людей, образовавшееся в школах, заведенных св. Владимиром, дало своих русских пастырей для народа. Члены приходских причтов очень рано должны были получить выборное значение, потому что епархиальная власть не имела под рукой своих собственных кандидатов священства и по необходимости должна была ставить на церковные места тех грамотеев, каких представляли ей для поставления сами городские общины, разные владельцы сел и князья. В 1228 г. патриарх Герман написал грамоту к митрополиту Кириллу I, из которой видно, что влияние светских лиц на избрание членов клира успело уже дойти до злоупотреблений; некоторые господа обучали грамоте своих рабов, потом приводили их к архиереям для поставления во священство, не освободив из рабства, и после поставления спекулировали их саном, пользуясь их доходами. Содержание свое приходское духовенство получало главным образом от доходов служения треб. Церкви княжеской постройки, особенно соборы, получали определенное содержание от князей. Так, Ярослав, строя церкви, давал им от своего имения урок*. Князь Всеволод на содержание причта и церкви Иоанна Предтечи на Опоках дал от имения своего вес вощаной** в Новгороде, да такой же вес в Торжке пополам с торжковским собором Спаса; при церкви была устроена торговая община, купечество Иванское, для вступления в которое требовалось от каждого члена 50 гривен вклада; делами купечества управляли старосты Иванские, они же наблюдали за весом в притворе церкви и заботились о содержании церкви и причта. Самым важным вопросом относительно духовенства был вопрос об его образовании, которое стояло на очень низкой ступени и подвергалось сильным обличениям в тогдашней письменности, а между тем было крайне нужно для борьбы с остатками языческих суеверий и утверждения народа в христианстве.

http://www.portal-slovo.ru/rus/theology/10 143/12326/&part=2


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика