Конец демократического эксперимента

Семидесятилетнее строительство коммунизма в России мы привыкли называть экспериментом. По общему мнению, неудачным. Однако сегодня такой безапелляционный подход вызывает всё больше сомнений. Если эксперимент провалился, то почему над политическим пространством, словно восставший из пучины град Китеж, снова возвышается партия-близнец КПСС? Почему рекламная кампания правящей партии полностью опирается на советские архетипы и советскую символику, а программные установки всех без исключения оппозиционных сил можно выразить одним лозунгом: «больше социализма!»

Такое впечатление, что покойник и не думал умирать, а только прикорнул ненадолго. А вот строительство демократии в России действительно оказалось экспериментом, причём неудачным.

Назвать проходящие выборы в России демократическим волеизъявлением язык не поворачивается. Думаю, результат каждой партии спланирован заранее с точностью до одного-двух процентов. Плановые цифры доведены до исполнителей (телевизионщиков, губернаторов etc.) и будут безусловно воплощены в жизнь. Если кто-то попробует сунуться за флажки, такого «возмутителя спокойствия» могут просто «отстрелить» (пардон, снять с дистанции). Интрига сохраняется по незначительным, второстепенным для режиссеров вопросам: преодолеют семипроцентный барьер «Справедливая Россия» и ЛДПР? Или будут существовать как внепарламентские партии? Преодолеют трёхпроцентный барьер СПС и «Яблоко»? Или будут лишены бюджетной дотации? Здесь ещё есть элемент непредсказуемости. Здесь «как Бог даст». Разработчики плана не будут даже забивать себе голову такими мелочами. Но вот получение «единороссами» конституционного большинства в парламенте даже не обсуждается, это императив.

Ещё меньше ассоциаций с демократической процедурой вызывают грядущие президентские выборы. Их правильнее назвать не выборами, а назначением с последующей ритуальной присягой граждан. Избирательный процесс превращается в видимость без содержания.

Нынешняя демократия в России напоминает отставленный в угол квартиры в качестве декорации сломанный диван, на который нельзя больше прилечь и присесть. Жителям квартиры от дивана никакого проку. Он всем мешает, его бы выкинуть пора, только выкинуть некуда. Разве что вынести во двор, да соседи ругаться начнут. Остаётся махнуть рукой — пусть стоит. Так и мы, хотя давно готовы к пожизненному правлению вождя и назначению всех чинов снизу доверху, терпим декоративную демократию и придумываем конституционные эрзац-заменители для третьего срока. Самим неудобно, зато соседи не ругают.

Эксперимент по внедрению демократии в России ставился дважды — в начале двадцатого века и в его конце. Оба раза неудачно. Первая попытка заняла 12 лет — с пятого года до семнадцатого. Второе пришествие демократии оказалось немногим длиннее — с восемьдесят девятого по две тысячи седьмой. Хотя уже выборы-2003 прошли в режиме вполне предсказуемом.

И в начале, и в конце века Россия оказывалась для демократии прокрустовым ложем. Внедрение новых форм управления всякий раз сопровождалось их силовым усекновением. Дважды, в 1906-м и в 1907-м годах распускалась Государственная Дума. Дважды были разогнаны и демократически избранные Советы: в 1991-м году Союзный и в 1993-м году Российский. Следует отметить, что в начале века демократические институты урезались их идеологическими противниками, поборниками самодержавия. В конце века, наоборот, эту функцию исполняли формальные приверженцы демократии. То есть, какой стороной избушку не верти, курьи ножки оставались прежними.

Интеллигенция раздосадована. Люди с обострённым чувством собственного достоинства не желают мириться с утратой своих прав. Нам хочется быть причастными к процессу управления страной, хотя бы раз в несколько лет. В провале демократического эксперимента нам мерещатся козни тёмных сил. В семнадцатом году всё испортила кучка большевиков (возможно, присосавшихся к деньгам германского генерального штаба). Сейчас, наверное, всё испортила кучка силовиков (возможно, присосавшихся к деньгам резервного фонда и сырьевых компаний). Злая воля некоторого количества людей на вершинах власти мешает нашему народу выстроить нормальное демократическое общество. Не слишком ли примитивное объяснение?

Присмотревшись внимательнее, начинаешь понимать: демократия в России отторгается не только на уровне Кремля. Демократия отторгается на молекулярном уровне общества, в самых простейших его ячейках.

Начнём с примеров достаточно крупных и заметных. Только ленивый оппозиционер не критикует культ Путина и не протестует против однопартийной системы. Но есть ли у нас хоть одна политическая сила, несущая в себе альтернативную модель управления? Где та российская партия, которая способна обеспечить внутри себя открытый полемический диалог, приводящий к смене лидера хотя бы через два парламентских цикла? Какую-то позитивную внутреннюю конкуренцию, позволяющую отбирать лучших, не раскалывая партийных рядов? Таких нет!

«Справедливая Россия» не обсуждает решений Миронова, как «Родина» не обсуждала решений Рогозина. ЛДПР — это диктатура Жириновского. «Яблоко» — монархия Явлинского. Может быть, КПРФ несёт в себе семена многопартийности? Это просто смешно! Пожалуй, какой-то элемент диалога и многополярности присутствует в СПС. Но, сдаётся мне, лишь до тех пор, пока Анатолий Борисович занят на государевой службе. А вот вернётся хозяин, и всех построит… Что касается внесистемной оппозиции, известной под собирательным именем «Другая Россия», то уже сейчас бескомпромиссная борьба, развернувшаяся в её рядах накануне предстоящих президентских выборов (именно бескомпромиссность и ожесточённость внутренней борьбы!), позволяет предположить, что внесистемное яблочко от системной яблоньки недалеко падает.

Спустимся в поисках демократических ростков на ступеньку ниже. Видел ли кто-нибудь, чтобы в каком-нибудь городе нашей страны бывший мэр или бывший губернатор (если только это не седой старец, руководивший при царе Горохе и не способный вернуться с заслуженного отдыха) допускался действующим мэром или губернатором в политическую жизнь? Чтобы два «отца города», предыдущий и нынешний, вместе решали какой-то социальный вопрос или хотя бы вместе поздравляли горожан с таким объединяющим всех праздником, как день Победы? Я лично не смог найти в памяти таких примеров. Предыдущий руководитель бесповоротно стирается из общественной матрицы.

Подойдём ещё ближе к народу. Знаем ли мы примеры, чтобы на каком-то предприятии при смене директора прежний шеф остался работать в команде на значимой должности? Такие случаи редки как уссурийские тигры. И новый начальник подобного не допустит, и старому достоинство не позволит. Оставить прежнего руководителя — значит, оставить теоретическую возможность выбора, основной элемент демократии! Но наши люди считают, что выбор в таких случаях неприемлем, допустимо лишь назначение.

Продолжим исследование, уже окончательно сливаясь с массами. В культовом фильме «Бригада» сусальными красками показано совместное ведение бизнеса (пускай и криминального) группой товарищей. Бывает, не спорю. Но на одну дружную бригаду (криминальную или не очень) вы легко сыщете в памяти десяток, рассорившихся вусмерть. И уж точно не вспомните ни одной, где бы лидер сменился, сохранившись после смены в обойме. Если лидер в России перестал быть лидером, он вылетает из команды. Вернуться он может только с боем и только извне.

Я обшарил мысленным взглядом всё пространство российского социума, и не нашёл ни одного демократического коллектива, ни одного ростка столь желанного для нашей интеллигенции общества! Профсоюз? Это фикция. ТСЖ? Как правило — инициатива одной пассионарной личности, возглавившей соседей. Община верующих? Она построена на иерархии, у протестантов ещё более строгой, чем у православных.

Помните, кто застал пионерское время, как выбирали председателя отряда? Пионеры сидели молча и ждали, кого классная предложит. Скажете, нас такими в советское время воспитывали, безынициативными исполнителями? Но сегодня приходят в детский сад молодые мамы и папы, при развале Союза ещё пешком под стол ходившие, не бывавшие ни в пионерах, ни в октябрятах, — и не могут сами выбрать родительский комитет. Воспитателю приходится пальцем показывать: ну давайте, Вы, Вы и Вы.

Всё, кажется, до самых глубин донырнул, до малышни сопливой. Демократии нет нигде.

Видимо, дело отнюдь не в руководителях государства, и не в большой политике. При самых благих намерениях не будет приживаться демократия в нашем обществе. Нельзя построить каменный дом, если нет камней.

Меня в своё время сильно озадачили слова Сергея Кара-Мурзы о различии России и Запада. Мол, там общество-рынок, а у нас общество-семья. Стал задумываться и согласился. Действительно так. У них президент — это менеджер, нанятый для управления огромной корпорацией под названием Страна. У нас президент — это отец огромной семьи. Отец бывает достойный или непутёвый, но в отличие от менеджера, сменить его можно лишь в чрезвычайных обстоятельствах.

Стоит задуматься, почему огромные массы нищего и полунищего российского населения предпочитают голосовать за Путина, который их социальными благами не баловал, и не желают голосовать за всевозможных левых? Да очень просто понять, если приложить матрицу семьи! Отец может всю зарплату пропить, или проиграть в казино, или заложить в «МММ» (Фонд стабилизации и т. д.), а детям принести две конфетки, улыбнуться и погладить по головке — и одним этим уже будет дорог. Ведь это наш папка родной домой вернулся! Мы его ни на какого богатого дядьку не променяем!

А вот представить себе, чтобы дети сказали: «что-то ты нас, папа, плохо кормишь. Иди-ка вон, а мы выберем себе другого, более заботливого!" — практически невозможно. Это уже полная деградация семейной морали. Отца не выбирают, отец даётся свыше.

Семейная матрица позволяет объяснить и поведение руководителей, избавляющихся от предшественников. Много Вы знаете семей, созданных во втором браке, и при этом вывешивающих в квартире фотографии первых супругов? Да это скандал! А чтобы «первый» на семейный ужин пришёл? Участвовал в решении семейных вопросов? Да ещё грезил о возвращении в не столь отдалённом будущем? Никогда!!!

Никакой отец, глава семейства, такого не позволит. И мать, в свою очередь, отцовскую «бывшую» на порог не пустит. Даже с собственными детьми общаться не всякому «бывшему» позволят, а уж если он начнёт через детей на квартиру претендовать… догадайтесь, что с ним тогда надо сделать? Да то же самое, что делают сменщики с бывшими мэрами и бывшими губернаторами!

Можно ли из общества-семьи сделать общество-рынок? Два раза пробовали — два раза не получилось. Можно попробовать в третий раз. Надежда умирает последней. Трофим Денисович Лысенко полвека назад тоже надеялся, что пшеницу можно «перевоспитать» в рожь. А различия в генетической природе этих растений объявлял буржуазными сказками.

Сдаётся мне, что это как раз наш случай. Речь идёт о разной генетической природе российского и западного обществ. Пока мы эти различия не выявили и не осознали. А из-за несовершенства социальных знаний безуспешно пытаемся совершить в политике то, что недавно пытался совершить Лысенко в биологии, и давным-давно — искатели «философского камня» в химии.

Следует ли считать эту статью реквиемом по российской демократии, а автора записывать в её могильщики? Думаю, что нет. Просто во всём нужна мера.

Заимствовать различные западные достижения, в том числе касающиеся общественного устройства — старая отечественная традиция. Но приживались у нас лишь те новшества, которые не разрушали сердцевину российского общества.

Продолжая биологические параллели, замечу: Трофим Лысенко пытался сломить природу растения, из одного сделать другое, а Иван Мичурин прививал черенки, сохраняя основной корень. Лысенко потерпел фиаско. Мичурину сопутствовал успех.

Демократия в России сможет развиваться, если встроится в структуру патерналистского общества, займёт свои ниши и лакуны, не угрожая самой традиционной иерархии (или, как теперь модно говорить, вертикали власти). При этом доза демократических перемен не должна превышать «предельно допустимую концентрацию» для не привычного к демократии обывателя.

Сейчас, с высоты ста лет, прошедших после первого эксперимента, следует признать, что наибольший потенциал демократического развития страны накануне революции несли в себе октябристы — консервативная, конституционно-монархическая партия. Дальше, левее их, уже с кадетов — начинался конфликт с традиционным обществом, начиналось противостояние, начиналось сползание в катастрофу. Октябристы закладывали тот зародыш, который, развиваясь в течение десятилетий, мог привести к конструктивной, неантагонистичной сменяемости власти определённых уровней. Хотя в глазах прогрессивной общественности своего времени они, безусловно, выглядели придворными приспособленцами, почти сомкнувшимися с охранительным черносотенством. Говоря современным языком, выглядели «кремлядью».

«Кремлядь» николаевских времён давала шанс на демократию. Какой шанс дала стране принципиальная несгибаемая позиция прогрессивной общественности — читайте у Варлама Шаламова и Александра Солженицына.

Сегодня робкий зародыш неантагонистичной демократии можно обнаружить в «Справедливой России». Не вступая в конкуренцию с патерналистским устройством общества, не подвергая сомнению отцовство верховной власти, эта искусственно созданная, выведенная кремлёвскими садовниками партия даёт некоторый шанс на конкурентную сменяемость власти хотя бы определённых уровней (как это было в случае мэра Самары и ставропольского заксобрания).

Если мы имеем в виду президентские выборы, то разница между «Единой» и «Справедливой» в самом деле нулевая, это части одного «кремлевского тела». Но на региональном уровне они воистину конкурируют. Причём конкуренция в условиях «укрепления вертикали» возможна только благодаря «общей крыше». Так отец разрешает младшему и старшему сыну поспорить, кто сегодня будет кататься на общем семейном автомобиле. «Чужому» ничего подобного не позволят.

Чтобы русское общество привыкло хоть к какой-то действенной политической конкуренции, ему необходимо пережить целую эпоху подобного регулируемого, внутрисемейного соперничества. Серьёзную эпоху длиной в десятилетия. Вряд ли может быстрее привиться социальный «черенок». Для кого-то эволюционный путь покажется нудным и скучным, но это реальная альтернатива событиям, «интересным для историка и печальным для современника».

Правда, черенки тоже не всегда прививаются. Очень вероятно, что лет через пять-десять мы снова будем жить в строго однопартийном государстве, с упорством Трофима Денисовича мечтая о третьем эксперименте.

1-й заместитель председателя Тульской Областной Думы Владимир Тимаков