«Изгнание»: по ту сторону причин

Знаковым будет 2007 год, слепому ясно, но одно смущает — полный швах или мелькнёт какой-то луч? Давно у каждого своё, а для всех вместе — почти ничего святого. Как иначе — в эпоху глобального торга лишь случай или фильм как-то связывают, но и пару часов — хлеб. Премьера «Возвращения» в Н-ске прошла мимо, но пропустить вторую картину земляка было бы чересчур. Шум вокруг «Груза-200» и «12» оттеснили «Изгнание». Жаль, фильм удался, и поперек афиши можно припечатать: «От имени и во имя». Простая история много чего скрывает. Впрочем, изыски ныне ни к чему.

С первых кадров загадка — не то у нас, не то на западе. Таинственно-гнетущая атмосфера: мчится машина, пулевое ранение, дождь. Детектив, триллер, драма? И вдруг — семья едет в отчий дом мужа. Действие неспешно, сдержанно, немногословно, но за ним что-то уже виденное. Ах, да — Тарковский. Странно. После будут другие подтверждения. Звягинцев не дилетант, но почему так явно? Впрочем, взгляд не отвлекает, словно так и должно. О серьёзном скоро не говорят, а с экрана — через тугой темп сюжета.

Всё же волнует — где это, когда? Недавно, но так зыбко и непривычно, а может, отвыкли уже. Ближе к середине Марк скажет: «Что ни сделаешь, всё будет правильно, просто прими решение». Словно хрустнет внутри, ещё не понимаешь, но резкий сдвиг как окрик — ты в картине, события касаются и тебя. И братья ближе, и ситуация не чужеродна.

Кто-то воскликнет: «Можно вдвое короче, тяготит! Едут-идут, моют, едят — сплошь детали!». Чтобы конец быстрее и узнать «про что»? Да, будни, а мы что, не из семьи или вспоминать тяжко? Всё так подробно, чтобы внутри диалог ожил — и как дочь моют, и детям терпеливо отвечают, и на ночь провожают. Всё скупо, но правильно, так и должно в семье — прогулки, общий обед, взгляды мужа-жены. Если быстрее, не зацепит — пробежишь сцену и забудешь.

Ночь, вино, они вдвоём, но идиллия треснула — она изменила, и всё прахом. Нерв натянулся и пошёл накат на причину — как всё на самом деле. За столом Виктор спьяну пробормочет: «Что с нами происходит?» и Алекс повторит вопрос. Что у них? Да, как и у нас, оглянись вокруг. Это же притча, а условность, спокойный ритм и тревога лишь в помощь. Чтобы понять себя, география не в счёт. Оттого в стиле Тарковского, причём специально.

Мэтра режиссер не копирует, тоньше идея. Россия порвала с Союзом, разлом и по искусству прошёл: иные ориентиры, по-другому снимают, а главное — не про то. Мыло на ТВ, боевик на экране, комеди-срам. Зрелище, как доза… Успокоитель мозгов и гнёт на душу — чуть не заговор. Мораль читать глупо и совесть не продавишь. Обернул Звягинцев в «оболочку» под Тарковского и повёл. При разгуле шоу только по старому и проймёшь, и то — на дистанции места. В рамках современности не тянет тема на вечность, а так — глубокий эффект. Киногруппа из России, о ней и разговор. Дерзко, но задевает.

Кино будто под мелодраму, но тотчас морщишься — при чём здесь жанр, совсем очерствели? Вопрос поставлен — «Что здесь превыше всего?» Финальный монолог Веры подводит черту и внутри что-то происходит, находятся важные слова — родство и отчуждение, одиночество и близость, мы и «я-мне-моё». Смерть как кара за оскудение, жизнь — как щедрость любви.

Отлично выдержан ритм — размеренные части дают ответы, но видишь гораздо больше. Срез за срезом — пощёчина, подозрения сына, аборт, самоубийство, инфаркт брата, письмо, месть, участие друга. Ошибки, непонимание и слепота постепенно сошлись в вину. Отдалился муж, упустив главное за суетой и работой. Тяжела жизнь или нет — не оправдаться, но убийство родного человека вообще за пределом. Кем же надо быть или Вера много потребовала?

Смотря от чего мерить: если новую жизнь впускаешь — только так, а для себя живешь — формальной верности хватит. Женская логика с мужской не везде пересекается, а если измена — буря страстей. Разговор не задался, и связь порвалась. Мы из-за меньшего в пух и прах ругаемся, а здесь счастье перечеркнуто. Ракурс религиозный — стоит душа сокровищ земных? Много дороже, и вошла Вера в штопор уныния, а Алекс усугубил в спешке. Плюс на минус не дали спасения. 25 лет назад Г. Данелия снял «Слезы капали»: сухое сердце зло в дом приносит, а из него в общество глупость идет. Ничего не изменилось, хуже стало. Тогда тень на совдеп наводили, а сейчас вся страна в тени: души остались, а переживать некогда, оттянуться бы.

Неважно, почему Алекс отдалился, если решил ребенка умертвить. Всегда одно — мужской гонор, упрямство, эгоизм и паскудство жизни сушат до хамства и былой трепет ускользает. Любовь нелегко хранить, а у Алекса характер тяжелый: огрубел и упустил нежность. И не объяснишь, пока через утрату не осознает, и оживут строки Нового Завета — любовь долготерпит, не ищет своего, всё переносит — но поздно, былое не вернуть. Ты заматерел, обтёрся в жизни, всё знаешь, везде прав, умным речам не веришь, а испытает судьба — и принципы сомнёшь и прогнёшься. От всей сути, хитрость выживать останется. Гуманизм кому-то закалил характер, но большинство сдувается. Куда им без Бога? Оттого браки распадаются, всюду «девочки по вызову», порно интернет раздувает, а дети с отцами до 18-летия не доживают. Ни указ президента, ни глас искусства, ни статья не сдерживают разбег сердец.

По окончанию — все как на ладони, и без надрыва, но как обухом по голове. Уже на кадрах вагона — муж и жена, словно посторонние. По логике, в семье всё правильно, но чувство ушло, и осталась схема, одна видимость. Говорить надо друг с другом, а не гордость пестовать. В семье один не виноват — оба неправы. Тревожный тон фильма, как предчувствие несчастья, а детективный мотив начала — для расследования отчуждения. Стоят одинокие дерева на поле судьбы, тоскует бабьей песней душа, но мчит машина суеты мимо неё. От «Окраины» и «Магнитных бурь» столь серьёзно не углублялись. Был «Остров», но не всякий сподобится на монашеский подвиг. Шок испытали, вздыхали много, но приутихли, и забывать стали. «Изгнание» дополнило картину нашей нелепой, почти бездушной реальности. Не мстить и осуждать надо, а разбираться — чище станешь, и реже оступаться будешь.

Не выживает общество без Бога, без заповеди, без оглядки. За 15 лет столько греха наделали — и народ разъединили, и с собой не в ладу. Всё извратили: разговор по душам за лечение, по мечте жить — ты идеалист-шляпа, на честь смотреть брезгуем и стаканом смазываем. Хулиганство за 2 года втрое поднялось, и убиваем, как орехи щелкаем. Если это гуманизм, то потоп — панацея. Консервы ли платина, пиранья ли тень, жесть ли бригада — убивай, топчи, вешай, всё дозволено. Эти мысли на заднем плане мелькали. Не жалей себя, забившись в угол под рост ВВП, федеральный проект или пиар выборов. Мы все в глубокой яме, и нет янычара с ятаганом над башкой, чтобы в своё исподнее по маковку окунался. Не тело для духа — емкость пристрастий, кубышка с алчными глазами: всего вдоволь, а взять нечего. Перебор? Давай измерим.

Каковы наши ценности? Денег побольше, кукла-подруга или мачо-спонсор и калейдоскоп — должности-машины, клубы-вечеринки, забавы и постель пошире. Принципы — в нагрузку, плата за зарплату, долг детства и макияж на самость — как обязанность за кайф. Работяг от топ-персонала лишь формат отличает: попойки в гараже-кухне, рыбалка-лес на выходные, кредит-ремонт, диван-телевизор. Ответственность и участие — ненужная мишура. Глазеют из глянца журналов и криминальной хроники, и на смену прут ребята маргинальных кварталов и золотая молодёжь от богатых папиков, а интеллигенция, как простыня на ветру. С колыбели до могилы. И затянутые в цветное/черное политические. Кто в черном — честнее, кто в кремлевских слоганах поверх прикида — циничней и гаже. Первым — улыбка, на вторых — ноздри раздуваешь.

Александр свёл жену в могилу, Марка забрал инфаркт, Роберт бился за друга, Вера во мраке дитё не уберегла, а дети ничего не поняли. Ухнула лавина и беда опустошила семью. Совпало или подогнал? Увы, хорошему мало места в мире, без трагедии не видно, почти в подполье и легко не поговоришь — истасканы слова. Приходится через зеркало классики. В век постмодерна, чтобы объяснить, надо трижды вывернуться и не факт, что поймут. Найдется голосок, скривит физию лица и процедит не то пошлость, не то маразм. Не ранение — пуля в голове.

Можно наложить сюжет фильма на плоскость партий и офисов и прояснится, почему всё криво. Сначала рыхлое единство — каждый верит в свой вариант, а вместе — в примерную цель. Постепенно главы-начальники продвигают своё, невзирая на остальных. Доверие падает, единство исчезает, возникает напряжение, раздор и отчуждение. Внутренняя связь рвется, встаёт выбор — принимать или отказаться. Кого-то гонят, кто-то уходит, а братское чувство подменяет схема. Структура умирает, но функционально живёт. Кто остаётся — черствеет, и на прежних понятиях не достучаться. С годами, как у Алекса — упёртость правоты, остальное — романтизм и детство. Вроде повзрослели, а в активе — логика и расчет. Приобретают мир, а душе вредят, и не замечают за выгодой, что сами обыватели в одеждах политборцов. Слепые ведут слепых. Сколько фирм и партий исчезло, сколько переделов, судов, скандалов было, отчего взятки да превышения?

Актеры, оператор, режиссура — все в десятку, все читается, все точно. И Вера — красивая женщина, и Марк — настоящий брат, и пересмотреть хочется, чтобы не загрубеть на толковище бесстыдства. Простота без пестроты, без спешки так взлетишь — от приземлённости дух захватывает. Отчуждение бьёт точнее раздора, все политико-идейные срезы — следствия, причина — Человечность, Семья и Создатель. Самое близкое и самое совершенное, старшая реальность и начало всех причин. По одну сторону — Ничто, по другую — Вечность.

Изгнание — не исход, сами пустились по миру беспутства, порушив свой рай. Ошибка за ошибкой. Теорема любви недоказуема и неопровержима, но решение приходит дважды. Сначала немыслимым сиянием, позже — опустошением бездны, и дважды один вывод — на любви всё стоит. Без неё будни оглушают тоской и бешенством, пока не угаснешь в золу, напрочь потеряв веру и смысл. Сколько еще? Сроков не знаем, но пока отзываемся на шепот гордых желаний, будем тонуть, превращая в абсурд бытие, созданное для блистающего порядка…