Почему Чечня останется в составе России и как нам дальше жить вместе?

Размышления на заданную тему

Четырнадцать лет назад Чечня превратилась в очаг одной из самых затяжных и кровавых войн конца ХХ — начала ХХI века, став не только не проходящей головной болью для руководства России, но фактором, серьезно влияющим на внутри- и внешнеполитическое положение РФ.

То как будет решена чеченская проблема, если не определит, то во многом повлияет на формирование административного и в целом государственного устройства всей России.

Множество экспертов и аналитиков давали и дают свои оценки происходящему. Между тем значительная часть записных «специалистов по Чечне» видела республику лишь на экране телевизора. На этом фоне свою ценность имеют свидетельства тех, кто знаком с ситуацией в ЧР изнутри и способен делать выводы на основе своего личного опыта.

Автор предлагаемой статьи коренной грозненец в четвертом поколении (предки пришли на Кавказ вместе с войсками в середине XIX века во время организации сунженской линии казачьих станиц), вырос в республике и не раз по служебным делам бывал в Чечне уже после двух чеченских войн. Возможно, его оценки и рассуждения будут интересны тем, кто хочет составить мнение о нынешнем положении дел в Чечне.

Ответ на вопрос, вынесенный в заголовок статьи, распадается на много подвопросов: Может ли Россия уйти из Чечни? Могут ли чеченцы быть вне России? Если жить в одном государстве, то как? В какой России хотели бы жить чеченцы? И т.д.

БЫТУЮЩИЕ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ НА ПРОБЛЕМУ

Но вначале имеет смысл привести существующие в российском обществе, часто прямо противоположные, точки зрения на вопрос сосуществования русских и чеченцев, Чечни и России.

Напомню основные из них:

— политика России в Чечне — яркий пример проявления присущего русским империализма, этого бича малых народов, а «басаевы» это радикальные представители борцов за свободу порабощенного чеченского народа. Можно по-разному относиться к методам борьбы чеченского сопротивления, но долг каждого честного человека клеймить кремлевских оккупантов втянувших народы России в кровавую колониальную войну на Кавказе;

— от совместного проживания русских и чеченцев в одном государстве одни проблемы, поэтому непонятно зачем мы в Чечню влезли. Лучшее решение — возвести вокруг Чечни непроницаемый забор, «чтоб они к нам не лезли»;

— вопрос не в том кто с кем совместим, а в том, что чеченцы не способны жить в демократическом обществе, построенном на основе либеральных ценностей. Поэтому рано или поздно Чечня вывалится из России и не только она, но и Дагестан, Ингушетия, и другие республики Кавказа, а может быть и Поволжья, вопрос в том, какой крови нам это будет стоить;

— чеченцы неисправимы и с русскими в мире жить не в состоянии, но Чечню мы оставить не можем, поэтому будем верны заветам генерала Ермолова. С этими бандитами можно говорить только с позиции силы;

— хватит жить пережитками XIX века, чеченцы в принципе такие же люди как мы, надо вообще реже вспоминать, что они чеченцы. Чечня соответственно обычный субъект Федерации, в котором надо все, что разрушили восстановить, всех террористов поймать, уровень занятости населения поднять и никаких проблем не будет ни сейчас, ни потом;

— проблема не в чеченцах, а в мировой закулисе (вариант американском империализме) разжигающих вражду между народами России (Советского Союза). Надо восстановить Советский Союз, правильно реализовать принципы ленинской национальной политики, а всему прогрессивному человечеству сплотиться в борьбе с мировым злом (империализмом);

— всегда жили вместе и ничего, пока не пришли эти, и не испортили все. Надо снова жить как надо и не ссориться.

Вот примерный набор подходов к проблеме.

Прежде чем дать свой ответ на поставленный в заголовке вопрос хотел бы поделиться своими личными впечатлениями от моих командировок в Чечню.

КТО ВОЮЕТ ПРОТИВ РОССИИ?

Сегодня диверсионно-террористическую деятельность в Чечне ведут несколько сот боевиков объединенных в небольшие группы (25−30 бойцов — это уже крупное подразделение), преимущественно это личная охрана полевых командиров, редко участвующая в боевых действиях. Между ними зачастую отсутствует постоянная координация и сильно разнится идеологическая мотивация ведения войны.

Значительную часть кадровых боевиков составляют так называемые иностранные наемники (которые скорее все-таки не наемники, а оплачиваемые идейные добровольцы, в основном арабские).

Деятельность полевых командиров сводится к организации индивидуального террора, поборам с мирного населения и диверсиям, к которым в качестве пушечного мяса привлекают «молодняк», играющий роль непосредственных исполнителей при закладках фугасов и проч. При этом главари боевиков редко выходят на связь, существуя в режиме радиомолчания.

Мобилизационный резерв боевиков — несколько тысяч человек. «Резервисты», как правило, живут у себя дома, а не на лесных базах. Это «клиентелла» полевых командиров, совершающая разовые вылазки и диверсии преимущественно на коммерческой основе. Их семьи обстирывают боевиков, обеспечивают продовольствием, добывают для них информацию, распространяют газеты и кассеты с обращениями Удугова, Басаева и прочих идейных лидеров моджахедов.

Наиболее влиятельной фигурой среди полевых командиров является Басаев. Он и связанные с ним арабские эмиссары исполняют функции политических менеджеров «по связям с заграницей» и операторов, распределяющих поступающие из-за рубежа средства.

Самые опасные, районы в республике — Веденский и Курчалоевский, но даже в них члены бандгрупп средь бела дня не разгуливают. Во всех населенных пунктах есть свои силовики (милиция, стрелковые роты, комендатуры и проч.), поэтому боевикам приходится прятаться или, по крайней мере, не афишировать свое присутствие.

Все эти «силы сопротивления» можно поделить на три части.

1. Бандиты и те, кому просто некуда деться. В период между первой и второй войнами каждый, кто мог собрать вокруг себя десяток другой вооруженных друзей и подельников, был сам себе генерал — сам искал средства пропитания, пытался контролировать какую-то территорию либо отвоевывал сферу влияния. И таких частных армий было множество.

Бойцы этих «бригадных» и «дивизионных» генералов были, как правило, ветеранами первой войны и не знали куда себя деть в мирной жизни, тем более что особых возможностей мирной жизни и не было. Вот и промышляли, чем могли.

Из этих беспокойных вояк Масхадов в 1997—1998 гг. предлагал Кремлю сформировать несколько бригад российского спецназа и отправить, куда-нибудь подальше, например, на таджикско-афганскую границу.

Большая часть из них, здраво рассудив, решила во второй войне не участвовать. Но были и такие, кто пошел воевать либо по глупости, либо из желания отомстить за погибших родственников, либо не ожидая снисхождения за предыдущие «подвиги». Некоторые просто залегли на дно в Чечне или среди кистинского населения в Ахметовском районе Грузии.

Все они и составляют базу для ныне откровенно криминальных групп сохранивших, тем не менее, какие то связи с «идейными» боевиками.

2. Ичкерийцы, т. е. приверженцы, прежде всего независимой Чечни, а не халифата. Это деятели типа Масхадова и Гелаева, их окружение и разные представители бывших «легитимных» ичкерийских госструктур.

И раньше ичкерийцы отличались не столько военной, сколько публицистицекой активностью, предпочитая выступать перед европейскими «правозащитниками» либо отсиживаться в землянках и схронах. Ныне этот лагерь как военная сила практически перестал существовать. Кто-то убит, кто-то сдался и легализовался. Проживающие же за границами РФ как могут портят жизнь российскому руководству заявлениями о геноциде чеченского народа, но особого успеха не имеют.

3. Моджахеды, они же ваххабиты, они же террористы, связанные с полумифической Аль-Каедой. Возглавляются Басаевым и его арабскими друзьями. Исполнители всех нашумевших терактов.

Их цель создание мусульманского халифата везде, где только возможно. Не только в Чечне и национальных республиках Кавказа и Поволжья. Везде. На всех территориях, которые удастся захватить. Ставрополье, Краснодарский край, Астраханская область и далее, где только возможно.

Это немногочисленная, но реальная военная сила, не ведущая по тактическим соображениям открытых боевых действий. Они имеют структуры как в ЧР, так и в других республиках Северного Кавказа, а так же связи в мусульманских странах и устойчивое финансирование оттуда же.

Являются центром притяжения для всех разновидностей вооруженной оппозиции, их руководящей и направляющей силой. Несмотря на отторжение ваххабизма традиционалистским чеченским обществом, обладают идеологическим багажом притягательным для молодежи и деклассированных элементов. Лично Басаев имеет так же ореол народного героя. Моджахеды имеют свои СМИ типа удуговского Кавказ-центра и нелегальных печатных изданий.

Ни при каких обстоятельствах не сложат оружия. Готовы к любым жертвам среди своих и чужих. Будут вести активную террористическую деятельность пока обстановка позволяет вербовать радикальных сторонников и не прекратится финансирование.

СТРЕЛЯЮТ НЕ ТОЛЬКО ЛЮДИ, НО И ДЕНЬГИ

По наблюдениям сотрудников УФСБ по ЧР с которыми мне приходилось общаться, какая либо крупная заварушка в мусульманском мире тут же отзывается сокращением чеченской террористической активности. Переключается внимание иностранных эмиссаров, перераспределяются денежные потоки. Наступает временное затишье.

Откуда же берутся деньги для финансирования боевиков? Источников несколько.

В первую очередь деньги условной Аль-Кайды и иных мусульманских террористических центров, а так же пожертвования на «священную войну» всяких сумасшедших арабских нефтяных шейхов.

Во-вторых, пожертвования мирной мусульманской общественности, предназначенные как бы не на военные нужды, а на гуманитарную поддержку бедствующего чеченского народа. Для примера в Стамбуле чуть ли не в каждой мечети стоит ящик для подобных пожертвований. Большая часть этих денег, конечно, разворовывается еще до попадания в Чечню, но что-то все же перепадает и «басаевым».

В третьих это деньги чеченской диаспоры устроившейся с комфортом в мусульманских странах (сын Мосхадова к примеру владелец Исламского банка в Малайзии).

В четвертых средства, которые удается выжать «на месте». Деньги в ЧР есть и не малые. Кто-то дает добровольно, кто-то платит за безопасность, у кого-то просто отбирают силой.

«МИРНАЯ ЧЕЧНЯ» СЕГОДНЯ

И, тем не менее «мирная Чечня», которую время от времени показывают по центральным телеканалам, — это вовсе не миф, изобретенный подконтрольными Кремлю журналистами. Несмотря на практически полностью разбитый и не восстановленный Грозный и другие картины недавней войны, а так же периодические теракты, республика всё же живет специфической, но мирной жизнью. И главный показатель здесь — настрой простых людей.

Большинство жителей Чечни смертельно устали от войны и разрухи, поэтому продолжения боевых действий под какими угодно правильными лозунгами не хотят, и это главный ресурс федеральных сил при наведении «конституционного порядка».

Чечня не средневековый Афганистан. Чеченцы в основной своей массе, родились и выросли в СССР, и их стандарт нормальной жизни — это советский стандарт, включающий всё то, что исчезло либо стремительно исчезало при Дудаеве и при Масхадове и особенно в период засилья ваххабитов.

Чеченцы по-разному (иногда враждебно) относятся к России, но большинство из них понимает, что только в составе РФ они могут рассчитывать на восстановление привычной жизни, в которой есть школы, больницы, пенсии, электричество, газ, телефон и прочие блага цивилизации.

Опыт существования в дудаевско-масхадовской Ичкерии многому научил даже тех, кто на первых порах с энтузиазмом приветствовал идею независимости.

В 1991 году, идея создания независимого государства захватила большую, и притом не самую худшую, часть чеченского общества, включая тех, кто сегодня искренне сотрудничает с федеральными силами.

Но интересно то, что, даже, создав «независимое государство», да еще под лозунгом «Прощай, немытая Россия!» (этот и ему подобные лозунги висели на площади Ленина в центре Грозного), чеченцы парадоксальным образом эмоционально оставались в России.

В 1992 году многие чеченцы, в том числе и те, кто активно поддерживал Дудаева, возмущались, что правительство РФ раздает ваучеры населению Ингушетии и не делает того же самого в Чечне. При этом на ехидные вопросы русских грозненцев «а почему Россия должна давать ваучеры населению иностранного государства?», следовали нелепые ответы, в которых сквозило полное непонимание сути происходящего.

И уж совсем комичным был случай, когда в начале своего правления (1992 год) Дудаев просто не знал, как вести себя в ситуации, когда население «независимого чеченского государства» привычно перешло на летнее время, переведя стрелки часов вместе со всей Россией по указу из Москвы.

Ныне, после двух жестоких войн, и тотального беспредела в межвоенный период жить в «независимом государстве» не хотят большинство из тех, кто прежде был горячим сторонником суверенной Ичкерии. Цена независимости оказалась слишком высока: потеря собственности, разрушение привычной среды обитания и образа жизни, гибель людей, беспредел бандгрупп, ваххабитов и проч.

И дело не только в «проклятых русских империалистах», готовых на любые разрушения лишь бы не дать свободно жить этому «маленькому, но гордому» народу. Очевидным для всех стал тот факт, что чеченцы сами неспособны создать независимое чеченское государство в обозримом будущем.

Такие особенности чеченского общества, как кумовство, соперничество тейпов и землячеств в сочетании с неукротимым стремлением к личному лидерству даже в малой группе, на протяжении веков препятствовали выстраиванию у чеченцев вертикальных властно-иерархических структур. События 1996−1999 годов продемонстрировали всем, в том числе и самим чеченцам, что эти черты до сих пор не изжиты. Крах масхадовского «государства», существовавшего лишь на бумаге, лишний раз доказывает правоту пословицы: «где два чеченца, там три бригадных генерала».

Халид Ямадаев, известный и влиятельный полевой командир дудаевско-масхадовского периода, перешедший в 1999 году на сторону России, изложил мне эту мысль таким образом: «Мы воевали за независимость, и мы её завоевали! Но потом мы поняли, что от независимости одни только беды. Поэтому сейчас мы с Россией».

Те, кто сегодня сделал выбор в пользу Москвы, обосновывают его, прежде всего прагматическими соображениями. Уйдут русские войска — вернутся неприемлемые для большинства чеченцев ваххабиты, снова начнется принуждение к чуждым, агрессивно-примитивным формам ваххабитского общежития, снова закроются школы и больницы, не будет телевидения, электричества, не будет пенсий, зарплат, вернутся вооруженные разборки на улицах городов и сёл и т. д.

Не будет России — будут ваххабитские отморозки, а значит рано или поздно вспыхнет третья война, неизбежность которой — чрезвычайно распространенный среди простых чеченцев, внушающий ужас миф.

К тому же никто не заблуждается — «независимость» будет означать не только выход из привычного российского жизненного пространства, но и перспективу захвата Чечни другими мировыми силами, при этом сами чеченцы рискуют все потерять, не приобретя ничего.

МОЖЕТ ЛИ РОССИЯ УЙТИ ИЗ ЧЕЧНИ?

В общем-то, сегодня вопрос об уходе России из Чечни остро не стоит, по крайней мере, так остро как он стоял несколько лет назад — до второй чеченской войны или сразу после неё. Многое изменилось: активное сопротивление боевиков подавлено, авторитет российской власти и лично президента Путина среди чеченцев достаточно высок, в ЧР сложились устойчивые и влиятельные группы элит не видящие возможности нормального существования республики без России и не заинтересованные в этом никоим образом. Но заблуждаться не стоит, проблема не разрешена, она лишь заморожена.

К тому же даже если все начнет развиваться по самому оптимистическому сценарию, теракты и диверсии будут происходить ещё очень и очень долго. И мы должны смириться с тем, что Чечня надолго будет нашим крайне проблемным, хронически убыточным регионом, отвлекающим на себя много сил и средств.

В этой ситуации кто-то вновь может вернуться к мысли, что нам проще всего плюнуть и навсегда уйти из Чечни. Тогда, мол, причина конфликта будет исчерпана, а вместе с ней, все издержки и поводы для беспокойства. Такой подход, конечно же, крайне наивен.

Давайте задумаемся над тем, почему, несмотря на угрозу террористической войны, Британия все равно остается в Ольстере, Испания — в Стране Басков, Индия — в Кашмире?

Причины везде примерно одинаковы: во-первых, всякое уважающее себя государство никогда не пойдёт на поклон к сепаратистам и не откажется от своих обязательств перед гражданами (в том числе и перед теми, которые принадлежат к этническим и религиозным группам, от имени которых повстанцы пытаются выступать).

Кроме того, уход из «горячей точки» чреват «эффектом домино». Испанцы понимают, что с утратой Басконии начнутся проблемы с Каталонией, где тоже сильны сепаратистские настроения. И англичане не забывают, что их страна называется «Соединенное Королевство», в которое входят Шотландия и Уэльс. Индия же вообще борется с сепаратистами на территории восьми штатов и районов федерального подчинения, расположенных за тысячи километров друг от друга.

Нелишне напомнить и о том, что в конце 80-х многие у нас склонялись к тому, чтобы «отпустить» из СССР Литву, Латвию и Эстонию, даже не предполагая, что по тому же пути могут последовать Украина и Белоруссия. Однако как только джинн сепаратизма был выпущен из бутылки, вся государственно-правовая конструкция Советского Союза распалась за считанные месяцы.

Поэтому, отказавшись от Чечни, мы должны быть готовы уйти со всего Северного Кавказа. А также, не исключено, из мусульманских республик Поволжья, после чего Россия будет разрезана на две части и перестанет существовать как единое государство.

К тому же ни одна из проблем решена не будет. Люди типа Басаева не умеют останавливаться. Нас все равно втянут в новую войну, и всё вернется на круги своя.

Вспомните в 99-м году Басаев и Хаттаб собирались вести джихад на территории России, а не, к примеру, Азербайджана. Казалось бы, чего проще — азербайджанцы мусульмане (пусть и шииты), государство дряхлое, боеспособность армии ниже всякой критики, да к тому же есть нефтяные поля Каспия — чем не цель для джихада?

Но нет, Россия для них аллерген вызывающий постоянное беспокойство. Жить с нами в мире на одной планете они уже не смогут.

Есть, впрочем, и ещё один, чисто моральный аспект. Отказ от Чечни немыслим по той причине, что Россия не может позволить себе предать тех чеченцев, которые в очередной раз поверили в серьезность политических намерений федерального центра (а это десятки тысяч жителей). Если после всего, что произошло за последние годы, мы снова «передумаем» и изменим курс, авторитет российской государственности на Кавказе упадет ниже критической отметки. Нас просто перестанут уважать, причем очень надолго. И количество желающих сотрудничать с Россией по любым вопросам, предполагающим ту или иную степень личного риска, сократится до нулевой отметки.

Таким образом, сама постановка вопроса об отказе от Чечни абсолютно немыслима.

КАК НАМ ЖИТЬ В ОДНОЙ СТРАНЕ?

Многие и государственники, и либералы, и просто обыватели считают, что русские и чеченцы не смогут мирно жить в одной стране. Есть устойчивый стереотип восприятия чеченца как человека, не способного к созидательному труду, с детства ориентированного на разбой. Чеченцы якобы неисправимые дикари, не воспринимающие цивилизованных правил общежития и чуждые культуры, страдающие к тому же патологической ненавистью и презрением ко всему русскому и русским.

Я жил бок о бок с чеченцами большую часть своей сознательной жизни и могу сказать, что всё гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд.

В советскую эпоху среди рабочих, младших и средних технических специалистов действительно было мало чеченцев. Однако причина заключалась не в том, что этот народ не способен трудиться. Скорее, чеченцев не устраивала низкая зарплата на госпредприятиях. Поэтому они предпочитали отправляться на «шабашку» в Сибирь и Казахстан, где получали большие деньги, но и работали от зари до зари, по шестнадцать часов в сутки.

Этика, мораль, общественное устройство чеченцев проникнуты общинно-родовыми отношениями, перед которыми светские законы отступают. Но сфера их применения ограничивается своим, семейно-родственным кругом. В общении с внешним миром исходят всё же, как правило, из того «как принято» и «как установлено» в не чеченской среде. Установлено, естественно, государством, властями, принятыми в иной среде правилами поведения.

В советское время чеченцы были склонны смотреть на русских как на людей гнущихся перед любой силой, беспрекословно подчиняющихся указаниям власти и неспособных к проявлению личной инициативы, и это не вызывало уважения. Ситуация усугублялась ещё и тем, что большинство русских, с которыми чеченцы имели возможность общаться на бытовом уровне, принадлежали к категории простых, низкооплачиваемых тружеников, работяг, к тому же часто злоупотребляющих алкоголем (что не в почете у чеченцев). И этих людей они, конечно, не хотели видеть в качестве «старшего брата».

В среде чеченцев превалирует подчеркнутое уважение к старшим, безусловное подчинение отцу и благоговейное преклонение матери, забота о младших братьях, незамужних сестрах, осиротевших племянниках, вообще родственная солидарность, а так же помощь попавшим в тяжелое положение соседям и землякам, верность друзьям, слову, мужская честь и т. п. — установки абсолютно естественные и обязательные. А у русских, к сожалению нет. И если русский сосед по этой причине лишается в глазах чеченца части уважения, кого в этом надо винить?

Несмотря на это, связанная в сознании чеченцев с русскими, культура (русская, светская или советская) была всегда притягательна. Вот несколько зарисовок.

Чеченец, общаясь с чеченцем и желая подчеркнуть свою грамотность и образованность, очень часто неосознанно переходит на русский язык.

Газеты на чеченском языке в республике существовали только в советский период (возможно, есть сейчас), были они дотационные, стоили 1-у копейку, и покупали их и русские и чеченцы в основном, для того чтобы «рыбу заворачивать». Но они были. А с приходом к власти чеченских национал-патриотов исчезли, остались только русскоязычные (в том числе чеченские, крайне националистические).

Мне довелось читать пространное письмо Басаева одному из чеченских полевых командиров об условиях их мирного сосуществования либо войны. По-чеченски в нём было написано только традиционное мусульманское приветствие в начале письма (две строки) — все остальное русскими буквами и на русском языке.

Дудаев проклинал «Российское воеводство» (его выражение), при этом как обезьяна копировал политико-административное устройство РФ. Всё что появлялось в России тут же клонировалось в «независимой Ичкерии».

О казусе с переходом в 1992 году на летнее время я уже писал. Первый канал российского ТВ сообщил о переходе на летнее время. Вся Чечня, включая самого Дудаева, перевела стрелки часов. Спустя неделю спохватились, что перешли на летнее время по указу из «чужого» государства. Дудаев издал свой указ о переходе на летнее время. На телевидение и радио сразу пошли звонки с недоуменными вопросами: «Что ещё на час переводить?».

И таких примеров можно привести множество. Даже в период национально-государственной эйфории чеченцы подсознательно оставались в России.

Сегодня, кстати, отношение к русским сильно изменилось. Славянское население практически покинуло ЧР, поэтому русский в Чечне — это или военнослужащий или федеральный чиновник. И те, и другие — люди уважаемые. Соответственно меняются и стереотипы восприятия русского человека местным населением.

Хочу подчеркнуть: большинству чеченцев не присуща именно «этническая ненависть» к русским, ксенофобия на личностном, бытовом уровне.

С другой стороны, нельзя недооценивать и воздействие удуговско-закаевской агитации, особенно на тех, кто потерял на этой войне родных и близких, а так же на молодежь выросшую в реалиях непрекращающейся войны.

И КАК НАМ ДАЛЬШЕ ВМЕСТЕ ЖИТЬ?

Рисовать подробные схемы внутреннего административно-территориального устройства ЧР, изобретать полномочные органы, отвечающие за государственную политику по линии ЧР-Федеральный центр, дело самонадеянное и бесполезное. Жизнь всё поставит на свои места.

Но несколько важных, как мне кажется, установок указать я бы хотел. Перечислю их не в порядке значимости.

1. Силовая составляющая. Я уже говорил, мира в Чечне не будет ещё долго. А поэтому в республике должны действовать усиленные структуры госбезопасности, укомплектованные лучшими специалистами с хорошей зарплатой, возможностью карьерного роста, технически оснащенные и наделённые особыми полномочиями. Чечня это тот нервный узел, который будет держать в боевой готовности наши спецслужбы, а это для них полезно. Высокий тонус специалистов по решению «особых задач» ещё не одному государству не помешал.

2. Чеченцы должны быть своими в России, чувствовать свою сопричастность с государством, в котором живут, но смысл здесь совсем не в формально равноправных гражданско-правовых отношениях. Конечно, недолжно быть ни особых прав и привилегий (сюсюканье с нацкадрами нам уже один раз аукнулось), ни дискриминации. Но главное не в этом.

Представители чеченской элиты, чиновники, бизнесмены, должны знать что «большие люди» в Кремле жёстко накажут их, если они посмеют нарушить основополагающие этические нормы отношений существующих внутри большой российской элиты. Вместе с тем они вправе рассчитывать на «свойское» отношения в подходе к их личным проблемам и проблемам республики. Кремль может наказать, может помочь, может потребовать чего-то или закрыть на что-то глаза, но всегда и везде будет подходить к ним с пониманием как к своим.

Кроме того, чувство сопричастности хорошо закрепляется, если есть знаково-символические подтверждения. Например, почему не создать из чеченцев элитное подразделение спецназа, служба в котором будет и прибыльна и престижна — «Гордость российской армии вайнахский спецназ „Борз“. В силу особой важности командир подразделения назначается лично Президентом России!».

Или ещё проще — сформировать в Кремлевском полку горский взвод почетного караула для встречи иностранных делегаций. Кстати горцы были в составе императорского караула и очень гордились этим, а английскую королеву до сих пор охраняют шотландцы.

3. Одинаково важно наличие прослойки русских руководителей в федеральных органах на территории Чечни и собственно в республиканских структурах ЧР с одной стороны, и реальная возможность доступа для талантливых чеченцев к высшим должностям на федеральном уровне с другой.

4. Необходимо выстроить особую систему взаимоотношений с мусульманским духовенством в ЧР и отдельную программу развития учреждений духовного образования.

В православных регионах надо строить семинарии, в мусульманских — медресе. Тогда в России не будет ни христианских, ни мусульманских протестантов. Ваххабиты это типичные протестанты с примитивной, буквалистской, но понятной неграмотному человеку идеологией. Бороться с ними можно только путем поддержки традиционного ислама и соответствующего образования.

Отдельный разговор о суфизме. Большинство чеченцев принадлежат к двум тарикатам: кадирия и накжбанья — оба этих ордена — суфийские, со своими традициями неотмирности, мистицизма и т. д. Есть и свои апологеты ненасилия как почитаемый чеченцами мусульманский святой Кунта-ходжи принесший в 19 веке в Чечню зикр и проповедовавший «внутренний джихад», борьбу со своими страстями, а не с иноверцами. Работе по популяризации соответствующего наследия федеральная власть должна так же уделять свое внимание.

5. Реализация государственной программы реабилитации чеченской молодежи выросшей в условиях войны, не учившейся в школе, зачастую слабо владеющей русским языком. Последнее в советский период было крайней редкостью даже среди молодежи из горных районов.

Через 10−15 лет, когда забудутся все прелести «независимой» Ичкерии, басаевы, гелаевы, масхадовы могут превратиться в национальных героев, которым кому-то захочется подрожать. А, учитывая, что в каждой чеченской семье есть погибшие или униженные федералами в ходе боевых действий или во время проведения жестких зачисток, мотивов взяться за оружие у молодежи может оказаться вполне достаточно.

Программа реабилитации может включать в себя разные составляющие от организации нормальной работы средних школ и привлечения в них русских учителей до бронирования для чеченцев мест в суворовских и нахимовских училищах, выделения стипендий и путевок отличникам для обучения в ВУЗах на территории русских регионов и пр.

6. Все что разбито, должно быть восстановлено, а компенсации за потерянное жилье пунктуально выплачены. В этом есть, и наш нравственный долг, и прямая целесообразность.

В Грозном не остался неповрежденным ни один многоэтажный дом. Центральные улицы разбиты почти полностью. Первое о чем вспоминаешь, въехав в город — кадры хроники о послевоенном Сталинграде.

В первый раз, попав в послевоенный Грозный, я не узнал большинства знакомых с детства улиц. Поверьте, это больно видеть, во что превратился твой родной город. Можно конечно долго выяснять на ком и какая лежит за это ответственность, но надо признать, что таких городов в России быть не должно. И эхо войны, которое обязательно аукнется нам лет через 10-ть будет тем слабее, чем скорее мы всё, что было разрушено, восстановим.

7. Чеченцам не безразлично, в какой России они будут жить. Будет это сильная держава, принадлежность к которой станет неотъемлемой частью личного самоуважения рядового чеченца или «независимая» от своего собственного мнения страна, вечно комплексующая и встраивающаяся в чужие международные игры.